25.09.2012

Введение

Вследствие своего исключительно благоприятного географического положения, при наличии  на Черноморском побережье  Кавказа весьма удобной естественной Сухумской бухты, на перекрестке морских и сухопутных дорог, связывавших между собой различные черноморские государства, территория древней и средневековой Абхазии была приспособлена к передвижению различных племен и народов из одной части света в другую, для развития торговли, обмена информацией и распространения новых идей. Само возникновение на берегах Сухумской бухты первого аборигенного городского поселения, которое  абхазы всегда называли Айъа, в раннеантичную эпоху ставшего известным  как Диоскурия, было связано с интересами морской торговли. Наиболее значительным и важным показателем существования у населения древней и средневековой Абхазии торгово-экономических связей является выявленный на ее территории  археологический и нумизматический материал (особенно античного времени). Об этом, прежде всего, говорят две категории находок – предметы импорта и местные изделия. Предметы массового ввоза (стеклянная посуда, металлические сосуды,   украшения, оружие, керамика, стеклянные бусы и пр.)  являются наиболее показательными для изучения экономических связей.

В абхазской историографии сделано немало по исследованию проблем экономического развития древней и средневековой Абхазии.

В опубликованных до сих пор работах, посвященных истории взаимоотношений абхазов с другими народами, большее внимание уделено политическим взаимоотношениям (что, правда, подразумевает наличие и торговых связей), тогда как экономическая сторона получила гораздо меньшее отражение.

Между тем, общеизвестно, что уровень экономического развития, и в частности городов, во многом определяется их торговыми связями с внешними ремесленными и сельскохозяйственными центрами. Другими словами, изучение торговых связей важно и для определения уровня воздействия государств древности и средневековья на социально-экономические процессы Кавказского Причерноморья, в том числе и Аб-хазского побережья.

Торгово-экономические связи Абхазии  VΙ – Ι вв. до н. э.

В античных источниках сохранились сведения и о проникновении в Черное и Азовское моря, еще до начала греческой колонизации – ка-рийцев, - сильного морского народа из Эгейды .

Возможно, подтверждением факта плавания карийцев через черноморские проливы, могут служить наличие в Причерноморье и таких топонимов, как, например, Пицунда, Колхида, колхи, синды и другие.

Что  касается  контактов  населения Колхиды  с  древнейшими  греками, то имеются прямые сообщения археологических и письменных источников о наличии подобных взаимных связей уже в архаическую эпоху. Косвенным указанием в пользу данного обстоятельства служит сообщение Луция Септимия, утверждавшего, что до Троянской войны торговые экспедиции «скифских» купцов были очень частым явлением в Геллеспонте (совр. Дарданеллы, пролив. – О. М.), где они обменивали товары с местными жителями» .

Яркой иллюстрацией связей предков абхазов с цивилизациями древности может служить глиняная модель корабля,  выявленная на Тамышском поселении VIII в. до н.э., а также модель многосоставного бронзового якоря,  обнаруженная в районе Красного маяка юго-западнее Сухума.

Большинство  исследователей  считает, что самые ранние сведения о путешествии греческих моряков в Черное море нашли отражение в их мифологии, в частности, сказаниях о колхидской экспедиции аргонавтов за золотым руном, совершенным будто бы до Троянской войны (до 40-х годов XIII в. до н. э.) и известным уже Гомеру .  Однако,  более  справедливыми, по нашему мнению, являются высказывания  о необоснованности столь ранней датировки мифа об аргонавтах в его кавказской части,  в то время  как  первые контакты  западнокавказских племен с греческими мореплавателями, исходя из  имеющихся археологических данных,  датируются  учеными  временем не ранее VΙΙΙ–VΙΙ вв. до н. э. .

Основным предметом устремления древних  греков к берегам Колхиды,  по всей вероятности, служило золото, о добыче которого с помощью овечьих шкур рассказывал Страбон, рационалистически объясняя возникновение мифа о золотом руне .  Некоторые  исследователи даже считают, что именно золото и вообще металлы, добывавшиеся в Восточном и Юго-Восточном Причерноморье, явились основным стимулом греческой колонизации Колхиды  . Это может быть подтверждено и тем, что проявления золота отмечены  в верхнем течении реки Кодор, у юго-восточного меридионального отрога абхазской части  Кавказского хребта,  являющегося водоразделом бассейна рек Кодора и Ингура. Имея в виду  это обстоятельство, очевидно, французский посол в Тифлисе Ж. Гамба, посетивший Абхазию в 1822 году,   писал о добыче золота в районе  Сухума .

Не случайно Кодор древние греки называли «Хрисоррой», что и значит «золотая» . Уместно отметить, что баранья шкура по-абх. и ныне называется «ахьатра», где «ахьы» означает «золото», а «атра» – вместилище, т.е. золотое руно (а еще в XIX в., по материалам абхазской этнографии,  из шкур козлят абхазы готовили походные мешки - ахьатра).   Вряд-ли  являтся случайным и   абхазская поговорка «Акәа ахьы mоуп»,  означающая «в Акуа (Сухуме) лежит золото» или «Златообильная Акуа»,  фраза созвучная с древнегреческим эпитетом Колхиды «Златообильная Колхида», с той лишь разницей, что в абхазской поговорке объект называется Акуа, в греческой фразе название страны – Колхида . Уместно вспомнить  и сообщение Стефана Византийского о том, что Диоскурия прежде была известна как столица царя златообильной Колхиды – Айэта. Если целью первых  морских походов  греков было золото, то нужно согласиться с   Л.Н. Соловьевым в том, что сама Диоскурия могла возникнуть как опорный пункт греческих золотоискателей или, вернее, скупщиков золота в этот «героический» период истории побережья.

Некоторые исследователи допускают, что периоду  древнегреческой колонизации предшествовал длительный доколонизационный период  взаимоотношения греков с населением Причерноморья,   которое  и ранее вступало в товарообмен с греческими или догреческими купцами,   заинтересованными в нем . Разумеется, как уже было сказано,  и в догреческий период жители Восточного и Северного Причерноморья  вступали в культурно-экономические взаимоотношения с другими народами, в том числе,  и с собственно греками, но эти контакты местных племен с эллинами  в первой трети I тыс. до н. э.,  по  замечанию В. Д. Блаватского, носили случайный характер и не смогли наложить сколько-нибудь заметную печать ни на тех, ни на других .

В данной связи  следует правда еще раз  заметить, что в Северо-Восточном Причерноморье, в том числе в Абхазии,  обнаружено определенное число греческих вещей, относящихся к VIII и началу  VI вв. до н. э. .  Их проникновение, в частности в скифские степи, ранее считалось бесспорным свидетельством доколонизационной торговли греков в Северном Причерноморье. Однако последующими исследованиями этот тезис был подвергнут сомнению .

Исходя из вышеизложенного, мы можем утверждать, что наиболее ранние контакты греков с жителями  Восточного Причерноморья и древней Абхазии нельзя рассматривать как торговые, поскольку отсутствуют данные, которые позволяли бы судить о прочных доколонизационных экономических связях греков с аборигенами   Причерноморья. Поэтому начало регулярного торгового обмена, целенаправленной торговли между греками и прибрежным населением Черного моря следует относить к периоду греческой колонизации рассматриваемого региона.

Греческая колонизация территории Абхазии началась с VI в. до н.э.,  на что указывают материалы многолетних раскопок древних поселений – Гюэноса (у Очамчырского морского порта) , Диоскурии (локализованного большинством исследователей  на месте нынешнего Сухума) и Эшерского городища.  Следующим важным пунктом греческой  колонизации на территории древней Абхазии являлся Питиунт (совр. Пицунда, абх. Лдзаа), возникший в эллинистическое время. По данным некоторых письменных источников, Питиунт являлся большим и богатейшим городом уже во II в. до н.э. , а городская жизнь там продолжалась, хотя и с перерывами до середины VI в. н. э. .

Крупным античным центром на территории Абхазии являлось Эшерское городище: греческая колония здесь появилась уже с середины VI в. до н.э., городская жизнь там, очевидно, процветала до 60-х гг. I в. до н. э. .  На территории Абхазии существовали и другие менее значительные греческие поселения, но  многие  из этих памятников не исследованы и ожидают своего изыскания.  Следует особо отметить, что из четырех крупных городов Восточного Причерноморья – Фазис, Диоскурия, Гюэнос и Питиунт, три  были основаны на территории Абхазии,  что свидетельствует, говоря словами  М. М. Гунба и Г.К. Шамба  о том,  что древние греки больше, чем где-либо были заинтересованы в земле и природных богатствах нашей страны .

Заинтересованность греков в земле и природных богатствах древней Абхазии, была вызвана и  географическими  условиями  этого  региона Кавказского побережья: существование удобных для стоянок судов заливов и пристаней (многочисленные названия которых  позднее приводятся, например, в записках турецкого путешественника Эвл. Челеби) и,  главное, наличие двух, из трех имеющихся в Восточном Причерноморье  превосходных бухт – Сухумской  (где «может поместиться многочисленный флот»)  и  Пицундской, которые не могли остаться незамеченными эллинами.

Начало греческой колонизации Черноморского побережья , совпадает, как  установлено, с расцветом  железной индустрии и вытекающего из него небывалого роста производительных сил .   Поэтому, имея в виду торговые связи со Средиземноморьем,  О.Х. Бгажба  полагает, что в тот период в древнюю Грецию вывозилась, прежде всего, очень ценившаяся там сталь, изготовленная древнеабхазскими мастерами особым «халибским способом».

Греческие колонии по общепринятому мнению, никогда не возникали в безлюдных и ненаселенных местах , но лишь там, где открывались возможности использования природных ресурсов для развития сельского хозяйства и различных ремесел.

 У античных авторов нет указаний на конфликтные взаимоотношения между греками и жителями древней Абхазии, (хотя, по-видимому, мирные времена     чередовались     с    некоторыми      военными      столкновениями,  что   неизбежно   при    любом соседстве) . Нет также указаний и на создание каких-либо предприятий, требовавших привлечения местной рабочей силы. Греки занимались торговлей, при-возили свои товары и перерабатывали скупаемое сырье. Однако развитие ремесел в греческих центрах все же требовало рабочих рук и поэтому необходимы были рабы, очевидно поставляемые местным населением из числа похищенных или купленных представителей соседних народов.

Первопричиной колонизационной деятельности греков являлся недостаток пригодных для возделывания земель . Подсчитано, что лишь 19 % площади Греции являлись  пригодными для обработки. Неслучайно греческие поселения, как правило, возникали вдоль морских берегов, где были обширные и наиболее плодородные почвы,  богатые ресурсы .

Греческие  колонисты преследовали  разные цели: одни основывали свои поселения на новых местах для ведения торговли с местными жителями, другие – занимались хозяйством, т.е.  переселялись на постоянное место жительства, третьи – искали металл, лес и другие богатства природы.  Среди колонистов были и такие группы, которые совмещали и те и другие способы своего существования.

О преимущественно торговом облике первых греков – переселенцев на территории Абхазии, говорит отсутствие у них производства на месте. Поэтому есть все основания полагать, что греки селились при поселениях, где уже имелись центры ремесленного производства и обмена, приобретая нужную им землю у представителей местной аристократии, разумеется, за определенное вознаграждение.

Словом, греческие полисы в своем подавляющем большинстве не могли существовать и нормально развиваться без более или менее налаженных связей с внешними рынками, как в самой Греции, так и за ее пределами. Поэтому одним из важнейших особенностей греческих городов Причерноморья было взаимодействие с окружающим их населением, от которого они получали необходимые источники существования в виде сырья. Они стремились иметь  дружественные  отношения  с  местными  жителями, прежде всего для налаживания бесперебойных торговых отношений , поскольку посредническая торговля была основой экономики греческих черноморских городов. Приобретенные у местного населения товары колонисты затем отправляли в Грецию и там выгодно перепродавали.

Не случайно, что сама античная Диоскурия, по признанию большинства ученых, возникла среди населения, с которым можно было вести выгодную для себя торговлю. В  ходе  исторического развития древнеабхазские племена, очевидно, были подготовлены не только к вступлению в торговые контакты с эллинами, но и к восприятию высокой античной культуры (также и на Северных берегах Понта–синды ко времени прихода греков были культурным племенем) . Следовательно, ко времени прихода греков   древние абхазы,  прошедшие  длительный путь общественного развития,   вполне были подготовлены для городской жизни.

Таким образом, мы видим, что образование греческих поселений на  территории древней Абхазии происходило по уже известной схеме  и мало, чем отличалось от аналогичных процессов в Северном При-черноморье, где отношения между греками-колонистами и местным населением «должны были быть на первых порах в большинстве случаев мирными, иначе трудно объяснить, как могли малочисленные пришельцы обосноваться и удерживаться среди враждебного им населения».

Наиболее показательными для изучения истории торговли являются, как известно, денежные взаимоотношения. С данной точки зрения, особенность торговли греков в Восточном Причерноморье (Колхиде),  где,  как считает И.Б. Брашинский, уровень политической организации общества достиг высокого развития, состояла в том, что греко-местная торговля уже в раннее время (VII–V вв. до н. э.) носила характер товарно-денежного обмена, тогда как в Северном Причерноморье (Скифии) торговля оставалась на уровне натурального обмена .

Прежде всего, отметим, что на первых порах обмен между греками и аборигенами носил натуральный характер, но вскоре возникли условия для развития денежных отношений .

Действительно,  как известно из специальной литературы, в реннеантичную эпоху в Колхиде обращались серебряные монеты, за которыми закрепилось название «колхидки».

Распространение же «колхидок» на  территории Абхазии было связано с торговыми взаимоотношениями Диоскурии и Фасиса, где, «видимо, и   чеканились   (в Фасисе)   эти   монеты   греками   в   интересах   греческих  городов».

На  территории же нынешнего Сухума находки «колхидок» крайне редки (а северо-западнее Сухума эти монеты, как правило, вовсе не обнаруживаются) . Вместе с тем два больших клада «колхидок» найдены в Галском районе  Абхазии, следовательно, население Юго-Восточной Абхазии было, надо полагать, довольно активно втянуто в торгово-денежные взаимоотношения , тогда как в центральных и северо-западных районах Абхазии в доэллинистическую эпоху монетное обращение, очевидно, не имело достаточного развития, и в нее было вовлечено лишь греческое население и, вероятно, соседствующая  часть местных народностей.

По вопросу использования местными этническими союзами денег большой интерес представляет и найденная в окрестностях Эшерского городища колхидка, которая, как считают, попала в него в результате использования местными племенами этих погребальных сооружений. При этом обряд снабжения покойного монетой, явно заимствованный у греков (умершие должны были иметь при себе деньги, чтобы заплатить за переход через мифическую реку Стикс на пути в потусторонний мир), только подтверждает имевшие в то время место торговые контакты греческих колоний с окружающим местным населением, особенно знатью.  Причем, они настолько хорошо разбираются в функциях денег, что снабжают ими даже отправлявшихся в потусторонний мир.

В архаический период торговля в Восточном Причерноморье ведется, как отмечено, с небольшим количеством исключительно средизем-номорских центров – производителей (Северная Иония, Родос, Клазомен) . В рассматриваемый период ввозили в основном чернолаковую столовую и тарную посуду – тарелки с розетками, т.н. «полосатую» керамику, сосуды восточно-греческого производства, клазоменские амфоры и т.д., фрагменты которых были выявлены в Диоскурии и Эшерском городище.

Исследования археологов показали, что в этот период в Колхиду завозились те же предметы из тех же производственных центров, что и в остальные области Понта Евксинского. Поэтому ионийский импорт в Колхиде рассматривается исследователями, как частица общей (понтийской) системы экономических связей восточногреческих центров с Причерноморьем.

С середины V в., и особенно после решающей победы эллинов над персами, намечается активизация афинской торговли в Восточном Причерноморье , на что указывает увеличение числа аттической керамики. В это время, в Диоскурию и ее окрестности в результате прямых торговых отношений в большем  количестве, по сравнению с ионийским импортом VI в. до н. э., привозилась чернолаковая посуда. К этому же периоду относится образовавшийся под сильным влиянием аттического искусства, но примыкающий к ионийский художественной школе знаменитый мраморный барельеф, найденный на дне Сухумской бухты, изготовленный, однако, в древней Греции.

В погребениях древнеабхазского населения на вершине холма Гуад-иху второй половины V в. до н. э. и в более поздних, наряду с указанной посудой, начинают появляться перстни, чаще всего бронзовые с печатями, в одном из захоронений их оказалось восемь штук . Высказывалось предположение, что перстни использовались местными жителями в качестве денег.

Как известно, начало эллинистической эпохи явилось важнейшей вехой в развитии политической и экономической жизни Ближнего Востока и всего закавказского региона. В 30–20-х гг. IV в. до н. э. под ударами войск Александра Македонского гибнет держава Ахеменидов и на ее руинах возникает новый эллинистический мир. Для той эпохи характерно  возникновение новых государств и строительство городов, начало грандиозного греко-македонского переселения  на Восток, увеличение флота, объема морской торговли и проникновения в экономику денежных отношений и т.д. В международную торговлю вовлекаются не только Малая Азия, Месопотамия и Египет, но и более отдаленные страны и племена периферии Средней Азии, Кавказа, Индии. Таким образом, можно заключить, что в эллинистическую эпоху международная торговля приобретает «всемирный» характер . Эти процессы, безусловно, оказывали позитивное влияние на культурно-исторический быт народов Причерноморья, так как они, перенимают у эллинов привычку к торговле, включаются в мировые экономические связи.

На территории Абхазии задолго до сведения Страбона о четырех цар-ствах начала I в. до н. э. существовало, как сказано, царство гениохов. На землях этого царства, несомненно, при согласовании с его царем или вождем  и скептухами, был основан и город  Диоскуриада,  и Эшерское городище.

Если в начале VI – V вв. до н. э. греческое и местное поселения пред-ставляли собой две замкнутые и автономные структуры, связанные экономическими узами, то в эпоху эллинизма (особенно в IV – III вв. до н. э.), население древних городов Абхазии, в частности, Гюэноса и Диоскуриады стало смешанным (греко-местным) , чему, несомненно, способствовали интенсивные взаимные контакты (причем, это смешанное этнически население в орбите эллинского мира не воспринималось, тогда как варварское). Следует отметить, что в обиходе греческих поселенцев не только встречается древнеабхазская местная продукция (что указывает на существование спроса на изделия местных ремесленников в среде зажиточных греков), но и выделяется «местная» продукция собственно греков-колонистов.

Археологическими исследованиями установлено, что в рассматриваемое время  существовавшие экономические связи древней Абхазии с греческими городами Северного  Причерноморья и государствами Ближнего Востока (Персией, Сирией, Египтом и др.), не только усиливаются,  но устанавливаются и новые связи с рядом городов в Малой Азии и Восточном Средиземноморье – Пергамом, Мегарой и, особенно, Родосом  .

С начала IV в. до н. э. (по Г. К. Шамба в конце V – IV вв. до н. э.) торговые взаимоотношения древних абхазов с внешним миром, по всем данным, можно охарактеризовать как пик их  развития. В этот период имеет место резкий подъем в эллино-древнеабхазской торговле . Увеличение же импорта следует объяснить, с одной стороны, возрастанием заинтересованности Афин в торговле с Восточным Причерноморьем, а с другой – ростом экономических возможностей древнего Сухума, без чего немыслима была бы взаимная торговля.  О сравнительном расширении морской торговли Диоскурии с начала IV в. до н. э. говорит то, что именно в это время она впервые среди городов Кавказского Причерноморья приступила к производству собственной клейменной керамической тары античного типа, связанной с возросшим требованием экспорта товара . Сложившееся положение, несомненно, было связано с объединением древнеабхазских племен в «Царство гениохов» и начала активной взаимовыгодной торговли с Афинским морским союзом . Однако, в третьей четверти IV в. до н.э. Афины теряют свое прерогативное  положение в Средиземноморье и объем аттического импорта постепенно сокращается . Это было связано с македонскими завоеваниями, существенно изменившими  и направления внешнеэкономических связей древней Колхиды (Абхазии). Отныне более важную роль в торговле древней Абхазии стали играть прибрежные малоазийские города, главным образом,  понтийская столица Синопа, а также Гераклея Понтийская.

Из Синопы в Диоскурию в большом количестве привозилось оливковое масло, маслины и черепица. В значительном количестве находили в Диоскурии амфорные ручки и обломки черепиц из Синопы, а также гераклейские амфоры . Кстати, изучение Эшерского городища показало, что эллинистический слой там отличался особой насыщенностью. В нем  также было найдено большое количество фрагментов черепицы, амфор (преимущественно колхидских и синопских), фрагменты буролаковых, краснолаковых и чернолаковых сосудов пергамского производства, а также стенки мегарских чаш . Исследователи особо отмечают находку конского наносника из кабаньего клыка, имеющего одностороннее гравированное изображение фигурки кабана, выполненного пред-положительно местным резчиком, знакомым с бронзовыми изделиями  ку-банского меото-скифского искусства IV в. до н. э. .

Из предметов импортного происхождения, поступавших в Южное Приуралье, нам, прежде всего, хотелось бы особо обратить внимание на  семена кориандра, которые здесь находили.  Хорошо известно, что кориандр в настоящее время произрастает на территории Абхазии  (кориандр по-абх. ахусхуа, акулындыр, т.е. то же, что и киндза ). По мнению ботаника С.М. Читанава (устное сообщение), вполне допустимо, что кориандр в диком виде произрастал на территории Абхазии  и в раннеантичное время, а древние абхазы, оценив его качества как лекарственного средства и пряности, начали его окультуривание.

Известно, что среди предметов материальной культуры эпохи античности наибольшее количество составляют керамические сосуды-амфоры. На протяжении столетий амфора являлась не только тарой, но и своеобразной маркой винной продукции производителя (некоторые исследователи, вместе с тем, не исключают и возможность торговли этим видом изделий, вероятно имея в виду вторичный характер торговли амфорами) . Она служила мерой емкости при торговых сделках. Когда речь шла о загрузке судна, как правило, называлось число погруженных амфор того или иного центра и ничего не говорилось о медимнах или метретах вина. При этом часть ученых продолжает считать, что самым массовым грузом, который перевозился на торговых судах из Греции и Малой Азии в период античности являлись остродонные амфоры ,  обнаруженные  в массовом виде и на территории Абхазии (Себастополис, Цебельда, Эшера, Питиунт).

Следует отметить, что подобные остродонные амфоры изготавливались и древнеабхазскими ремесленниками, как в античное, так и в раннесредневековое время . Местные остродонные амфоры  (абх. «аюмаа») двуручные, часть из них имеет узкий перехват тулова, узкое короткое горло. Они использовались для перевозки жидкостей: вина, меда, масла, возможно, соленой рыбы и т. д. Причем, эти амфоры также, надо полагать, служили тарой, прежде всего,  для перевозки  жидких и    сыпучих  изделий.

Конечно, керамика является наиболее характерной и многочисленной группой импортного материала, но и она не может целиком отражать  реального объема внешней торговли. В этой связи еще раз нужно вспомнить  о том, что даже  клейменная керамическая тара, представленная в массовом виде, не может  прямо  свидетельствовать об истинных масштабах торговли и ее  характере .

К тому же в среду местного населения  в керамической таре,  должно было поставляться, в основном,   вино.  Хотя  в древнюю Абхазию импорт  вина и  керамики, не мог иметь  столь  большой роли, поскольку  сама Абхазия обладала достаточно развитым производством этих  продукций (подр. см. ниже). Поэтому здесь очевиден,  экспорт  многостороннего характера. Следовательно, о масштабе торговли между греками и древними абхазами  можно судить на основе учета всех товаров и продукции, а не только керамики. Но, что касается иных, помимо керамики статьей экспорта, то их объем пока что не поддается хотя бы даже приблизительному подсчету.

О довольно заметном эллинском влиянии на культуру аборигенов нагорной части страны убеждают материалы из Джантухского могильника , из сел  Ачандара Гудаутского района (золотая фибула, обломки чернофигурных сосудов), Атара Очамчырского района (бусины с золотой фольгой, чернолаковая посуда и др.) , Цебельда и Багада  Гулрыпшского района (амфоры и черепицы) и Шубара Сухумского района.

Добавим, что большинство изделий греческого производства сосредотачивалось, разумеется, в руках племенной знати, что также приводило к еще большему углублению имущественного и социального расслоения среди населения нагорной Абхазии.

Важное значение для истории экономики и внешней торговли древней Абхазии имеет диоскурийская тарная посуда, которая, как сказано, начинает производиться с  IV в. до н. э. Ранние типы колхидских амфор повторяли форму синопских, и лишь к концу III – II вв. до н. э. они, утратив сходство, приобрели свою оригинальную форму: их тулово сужа-ется в средней части, что не свойственно греческим амфорам эллинистического времени . Тот факт, что на диоскурийских амфорах ставили клейма с указанием названия города, от имени которого они выпускались, говорит о том, что продукты, изготовленные жителями древнего Сухума, были рассчитаны на вывоз далеко за его пределы. То же самое можно сказать и по отношению к другим амфорам из местной глины со своеобразными клеймами (граффити) из Эшерского городища .

Наличие диоскурийской (в том числе гулрыпшской клейменной тарной посуды) , является дополнительным подтверждением  существования  местных царских («басилике») гончарных мастерских и государственного контроля экономики и торговли теми высшими лицами.

В целом же, говоря словами М.М. Трапш, в этот период древняя Абхазия, в частности, Диоскурия, играла на побережье Кавказа значительную роль, о чем свидетельствует факт распространения ее продукции на большей части Кавказского Причерноморья.

На Кавказском побережье античная Диоскуриада наряду с Фасисом, особенно на рубеже н. э. являлась и важнейшим пунктом экспорта меди и воска .  Древняя Абхазия предлагала античному рынку и продукты специализированного собирательства – лекарственные растения, а также снадобья, в античном мире были известны также растительные краски . Из сообщений письменных источников известно и о добыче на Кавказе серебра, а также сурика . В данной связи исследователи считают, что источником цветных металлов, и в частности меди, поступавших, например, в античные города Северного Причерноморья, наряду с Малой Азией и Северным Кавказом, могло быть и Закавказье .  Кроме того,  на территории Абхазии имелось обилие цветных металлов и существовали глубокие традиции получения и обработки меди, бронзы, золота и т.д. .

Наконец, нельзя не сказать, о таком важном предмете экспорта как аб-хазское льняное полотно, которое было известно  в древней Греции под колхидским же названием сардонической (причем последний термин происходит, надо полагать, от абхазского асра – ткань и асырты – ткацкий станок), которое, по словам Б.А. Куфтина, «знали колхидские греческие купцы и превратили в номенклатуру вывозимого ими товара» . «Лен и льняные товары, –  пишет в свою очередь Г.К. Шамба, –  были традиционно экспортируемыми из Колхиды материалами».

В эллинистическое время в Колхиду завозили, как сказано, главным образом высококачественные произведения ремесла, в первую очередь керамические изделия (яркой иллюстрацией торгово-экономических связей древних абхазов с народами Восточного Средиземноморья  и городами Северного Причерноморья являются и амфоры, впервые найденные в середине XX в. в акватории Нового Афона , оказавшиеся на дне моря, очевидно, в результате кораблекрушения или нападения морских пиратов). Привозили также лучшие сорта вин и оливкового масла, сало, предметы роскоши, а также самые необходимые для населения товары и особенно крымскую соль. Однако,  по сравнению с другими причерноморскими регионами, например, торговли меотских племен Прикубанья с античным миром (где в первой и третьей четверти IV в. до н. э. значительное по объему место занимал ввоз гераклейского и синопского вина) , на протяжении всего периода античной торговли импорт на Абхазское побережье «массовых продуктов», в первую очередь вина, также не играл сколько-нибудь важной роли: меньшим, чем в других регионах Причерноморья было, очевидно, значение импорта керамики и предметов роскоши – дорогих ювелирных украшений. Вероятно, все это не являлось случайностью, а обязано тому, что древняя Абхазия обладала достаточно развитым производством указанных изделий. Можно сослаться в этой связи на результаты изучения Диоскурии эллинистического периода о развитии здесь виноградарства.

Кроме того,  развитие товарного виноградарства, т.е. выведение долговре-менной и требующей постоянной заботы культуры, могло сложиться, во-первых, лишь в условиях спокойствия и политической стабильности в стране, и, во-вторых, существования надежного и рассчитанного на перспективу рынка сбыта продукции.

Из этого можно заключить, что такая существенная, и очевидно, доми-нирующая в древней Абхазии отрасль земледельческого хозяйства, как виноградарство и виноделие, в значительной мере находилась в зависимости от торговли, и это обстоятельство не могло не оказывать влияния на экономическое положение населения.

Важную роль в греческом импорте в Колхиду играла, по-видимому, дорогая парадная посуда из серебра и бронзы, а также вероятно, были и  другие товары, не поддающиеся археологической фиксации  (к таковым можно относить, например, ткань, дерево и изделия из него и др.).

Что касается других товаров, то номенклатура их была весьма многообразной и определяется она почти исключительно археологически. В письменных источниках содержатся лишь очень общие и неясные  ее определения. Так, Демосфен упоминает «мелочные товары», а Страбон, указывая на значение Танаиса, как общего торжища греков и кочевников, говорит, что греки в обмен на местные товары (рабы, кожи) доставляли «одежду, вино и все прочие принадлежности культурного обихода».

Гораздо более значительную экономическую (и политическую) роль в эпоху эллинизма, нежели аналогичные центры греко – «варварской» торговли в Северном Причерноморье, на Кавказском побережье, несомненно, играла Диоскурия  (во II в. до н. э.  чеканившая свою собственную монету, см. ниже).  Наиболее ярко значение Диоскурии  как центра торговли выступает в известной характеристике, данной Страбоном, этому городу. По его словам, Диоскурия служила торговым центром для многих народов, «живущих выше ее и вблизи».  По уточнению Страбона, в этом городе собиралось от 70 до 300 народностей .  А это значит, что здесь сходились не только пути местных (кавказских) племен и народов, но бывали купцы и торговцы из разных других стран  античного мира . Особо нужно при этом подчеркнуть, что понятия «мелочные товары», товары «свойственные культурному образу жизни», весьма емки: они могут включать в себя и посуду, и мебель, и украшения, и косметические и гастрономические продукты и т. д. Надо полагать, что привозимые в Диоскурию, как и в другие города Причерноморья, товары, в том числе изделия ее ремесленников, не залеживались в лавках, а раскупались и приезжавшими в город земледельцами, которые особо нуждались в орудиях труда и в предметах бытового инвентаря. Что касается доходов торговцев, нам представляется, что если прибыли купцов, занимавшихся морской торговлей в северопонтийском регионе могла достигать 100% , то подобная же торговая прибыль купцов на Абхазском побережье и в целом в Восточном Причерноморье, надо полагать, не являлась чем-то из ряда вон вы-ходящим.

Возвращаясь к экономическим связям Синопы и древней Абхазии, напомним, что, в третьей четверти IV в. до н. э. происходит увеличение по-ставок в древнюю Абхазию синопской продукции. Что касается III – II вв. до н. э. то они вообще являются, как сказано, периодом расцвета Диоскурии, что, повторимся, иллюстрируется словами Тимосфена и Страбона о том, что сюда с торговыми целями стекается множество народов. В это время Диоскуриада, несомненно, остается самым крупным и наиболее богатым городом Восточного Причерноморья.

С точки зрения экономических связей древней Абхазии в эллинистиче-скую эпоху, большой интерес представляет обнаруженная в г. Гудаута серебряная чаша полусферической формы с изображением головы Горгоны . Чаши, подобные гудаутской, имели распространение в Малой Азии, Крыму и других местах. По мнению К.В. Тревер, они являются образцом греко-бактрийского искусства и датируются III в. до н. э. . В таком случае, данная вещь, по мнению ученых, служит памятником экономических взаимоотношений древней Абхазии с населением Средней Азии того периода.

Древние предки абхазов, как известно,  рисуются античными источни-ками как искусные мореплаватели и морские пираты.  Но гениохи, надо полагать, характеризовались  не только этими качествами. В литературе уже высказывалось мнение о том, что гениохи служили проводниками для купцов и переселенцев . Определенным указанием в пользу этого положения служит тот факт, что в те времена, когда греки, еще не знали пути в Черном море, они за плату приглашали лоцманов – варваров.

Так, в 1817 г. греческий купец Г.Скарден заявлял царскому правительству о построенном им у абхазских берегов «собственным капиталом» коммерческого двухмачтового судна . А в 1818 г. капитан Жургаки в с. Лыхны для постройки судна «держал за довольно умеренную плату» наемных рабочих из местных крестьян . Вообще же, согласно этнографическим материалам, абхазы и, в частности, жители прибрежных сел Бзыбской  Абхазии – Мысра, Мгудзырхуа, Лыхны, мастерски строили суда из каштановых и дубовых досок по поручению владетеля. По свидетельству Ж. Гамба, «искусство постройки кораблей на побережье Черкесии и Абхазии значительно более развито, чем на берегах Хопи и Фазиса».

Помимо поставок строительного материала для судов, с территории исторической  Абхазии, по-видимому, нанималась и определенная часть абхазских судов, поскольку среди народов, воевавших на стороне Митридата против римлян, мы встречаем и гениохов .

Позднее предки абхазов воевали и на стороне Рима, а отряды апсилов принимали участие в римско-парфянской войне в самом начале II в. н. э. .

О военном отходничестве предков абхазов (санигов) может говорить и богатый инвентарь погребения из Красной Поляны , датируемый III в. Захоронение, как считает М. К. Хотелашвил – Инал-Ипа, содержало военную добычу, взятую в одной или нескольких войнах Рима с Сасанидским Ираном. Об этом свидетельствует самый важный предмет погребения – широко известное сасанидское серебряное с позолотой блюдо со сценой охоты на медведей наследника престола Сасанидского Ирана Варахрана I или Варахрана II .

Выше обращалось внимание  на то, что интерес Митридата VI к Колхиде, в состав царства которого  последняя вошла в качестве провинции (а не вассальной территории) во второй половине II в. до н. э., был вызван тем, что она была существенно важна для понтийского царя не только в стратегическом, но и экономическом отношении (снабжения его армии и особенно флота продовольствием и материалами, в том числе приобретения золота и других металлов). Заинтересованность Митридата, поощрявшего развитие торговли в   зависимых от него землях, в том числе Колхиде, была  вызвана, как предполагает Д. Б. Шелов, и его желанием поставить под свой контроль важнейшую торговую магистраль, связывавшую бассейн Черного моря с Востоком, вплоть до Индии .  Поэтому власть Митридата в Колхиде, надо полагать, опиралась на поддержку достаточно влиятельных кругов, в особенности торговой           знати Диоскурии, заинтересованных в сохранение теснейших связей с Понтийской державой. Не случайно и то, что Митридат в 66/65 гг. до н. э., вместе с остатками своей армии нашел убежище только у дружески принявших его гениохов  в Диоскурии, где он в безопасности провел целую зиму, «заготавливая лес, строя корабли и готовя оружие» .

Принято считать, что установление власти Митридата в Колхиде должно было способствовать оживлению торговли и известному экономическому подъему . С другой стороны, завоевание Колхиды и последствия митридатовых войн, рассматривается как резко отрицательное для экономики Колхиды явление, приведшее к запустению колхидских городов . Вполне возможно, что какую-то роль в этом упадке могло сыграть и расстройство понтийской торговли, связанное с установлением блокады черноморских берегов римлянами на последнем этапе римско-понтийской борьбы.

К  указанному  периоду относятся  находки  на территории Абхазии, древнейших  после «колхидок» местных монет (подражаний  статерам фрако-македонского царя Лисимаха),  чеканившиеся царем Ака (т.е. очевидно, царем Акуа –  абхазского названия Сухума)  золотые статеры. Эти монеты до сих пор датировались III в. до н. э.

Традиция чеканки монет в Диоскуриаде была продолжена после ее подчинения Митридату VI.  Монеты эти найденные, главным образом, в Херсонесе (близ совр. Севастополя) и в окрестностях Анкары в Турции), играли  особую роль в денежном обращении Понтийской державы. Вне всякого сомнения, правы те исследователи, которые связывают чеканку этой монеты с необходимостью для Митридата заручиться помощью Диоскурии в борьбе против Рима, за что ей было предоставлено право автономии.

Надо полагать, что Митридат всячески поощрял торговые операции афинян и в Колхиде. Примечательно, что как раз к этому времени относится возрождение экономики Афин. Аттическая же керамика и монеты рубежа II – I вв. до н. э. известны во всем восточногреческом мире.

В торгово-экономических взаимоотношениях древней Абхазии с Малой Азией и вообще с внешним миром, как и в целом народов Причерноморья и Средиземноморья, основную роль, как сказано, играл морской путь – по Черному морю, с незапамятных времен бывший маршрутом  оживленным . В то же время с древности через территорию Абхазии пролегали и важные сухопутные дороги, имевшие международное значение. Особое значение они приобретали в зимнее время, когда морские сообщения становились затруднительными.

По мнению ученых, уже в VI в. до н. э. товары из греческого мира (и в частности, предметы ионийского импорта) из Диоскурии через перевалы попадали на Северный Кавказ. В конце  V – IV вв. до н. э. по этим путям сюда  попадают бронзовые шлемы и другие материалы.  В то же время, на территории и в окрестностях древних городов Абхазии (например,  Диоскуриады) часто встречаются конские захоронения с уздечными наборами, характеризующими скифскую культуру Прикубанья, указывающие на то, что скаковых и боевых лошадей – этих показателей престижа и основного богатства, – местная знать традиционно закупала на Северном Кавказе, откуда их регулярно, перегоняли в основном через перевалы Главного Кавказского хребта . Надо полагать, что основную часть этих товаров приобретало, в первую очередь, древнеабхазское население горной зоны, а затем  определенное  их количество оно продавало жителям равнинной полосы древней Абхазии.     

Торгово-экономические связи Абхазии в позднеантичный период

В конце эллинистической эпохи  в результате длительной войны между Римом и Митридатом VI (война продолжалась около 25 лет) в торгово-экономических связях Восточного Причерноморья со Средиземноморьем наступает перерыв. Победу в войне в конечном итоге одержали римляне, и в результате,  к середине I в. до н. э. они утверждаются в Восточном Причерноморье. Говоря об особых интересах, которые римляне имели в Закавказье, исследователи  подчеркивают, что для римлян должно было стать ясным – исключительное стратегическое значение Закавказья, как барьера против северных кочевников. К этому следует добавить, что Закавказье представляло важную артерию для связи с Северным Причерноморьем, особенно влекущим римлян, как богатейший источник добычи рабов. Закавказье привлекало римлян также и с точки зрения его использования в качестве торгово-транзитной дороги, связывающей Средиземноморье со странами Средней Азии, Индии и далекого Китая . Иными словами, римляне понимали исключительно важное значение Закавказья, и, в частности Абхазии, как стратегического района империи, через которую проходила торгово-транзитная дорога, связывавшая Средиземноморье со странами Азии. Видимо, в это время в Риме не только четко была осознана угроза империи со стороны северных кочевников, но и осуществлен ряд мер по укреплению подступов к границам империи. Поэтому, как справедливо отмечают исследователи, особое значение для римских гарнизонов в Абхазии имела охрана путей через Клухорский перевал.

Так как путь к нему  начинался на территории Апсилии, то, естественно, что римляне должны были принимать активные меры, направленные на установление с местным населением самых дружественных отношений. И действительно, как свидетельствуют письменные источники, уже со II в. нарастают союзнические отношения между Римом и цебельдинцами.  Римляне отдают  им охрану своих северных границ и платят им за это большие деньги . К этому времени и во главе Апсилии стоял  царь с чисто римским именем Юлиан, который принял знаки царской власти от императора Траяна.

Как это обычно бывало, пишут О.Х. Бгажба  и Ю.Н. Воронов, помимо знаков власти, местные правители регулярно получали от римских императоров крупные денежные суммы в обмен за лояльность, поддержку торговцам, участие в обороне подступов к римским укреплениям на побережье . Так, зна-менитый герзеульский клад, содержавший 500 серебряных монет, очевидно, являлся платой за какие-то услуги союзникам – апсилам .

Как было указано, римляне не стремились к насильственному насаждению в Абхазии своей культуры; вместе с тем, они преследовали здесь не только военно-стратегические и политические цели , но не в меньшей степени  желали  установления с Кавказским побережьем прочных экономических и культурных связей и его использования в качестве перевалочного пункта для связей с народами Восточной Азии.

Позиции, занимаемые римскими войсками на побережье Колхиды, кроме того, давали им возможность контролировать торговлю между местным населением, с одной стороны, и Понтийским, а также Средиземноморским миром – с другой . Контроль над торговлей и раздача торговых привилегий издавна были инструментом римского империализма . В этой связи совершенно не случаен, видимо, и тот факт, что римские гарнизоны были поставлены именно в те прибрежные города древней Абхазии (Диоскурия, Питиунт) , которые продолжали сохранять довольно развитое местное ремесленное производство и интенсивные торговые связи . Другое дело, что римское правительство специально заботилось о лучшей защите своих гарнизонов и возводило для них особые фортификационные сооружения. Так, в Питиунте уже в  конце II в. строится мощная римская кастелла.

Говоря о внешней торговле в позднюю античность, необходимо  под-черкнуть, что она получила невиданное развитие именно в первые два века нашей эры. Такого подъема не знала даже эпоха эллинизма. Наибольшее же развитие торговля древности получила в Древнем Риме I в. до н. э.–II в. н. э., так как в это время рабовладельческий способ производства и развившееся в его рамках товарное производство достигли расцвета. Этому способствовало также объединение всего Средиземноморья в рамках Римского государства. В тот период получила свое дальнейшее развитие морская торговля, связавшая как различные римские провинции, так и все римское  государство с соседними народами.

В связи с расширением товарного рынка увеличились объем и количество грузов, перевозившихся морским путем. Экономические и культурные изменения, происходившие в первые века новой эры в pax Romana, не могли не повлечь за собой превращение амфоры из оригинального и индивидуального продукта керамического производства в невырази-тельную, но удобную и практичную тару. Очевидно, не случайно к IV веку н. э. относится и появление больших керамических сосудов, которые близки по своей форме финикийским «торпедам» .

Для позднеэллинистического и раннеримского времени мы должны отметить в первую очередь находки краснолаковой восточной сигиллаты, которая, по всей видимости, производилась в Антиохии-на-Оронте . В результате  исследований установлено ее присутствие и в большинстве городов, как Восточного, так и Северного Причерноморья . Значительным количеством представлены стеклянные сосуды сиро-палестинского производства и на территории Абхазии, причем от раннеклассического до византийского времени.

В римское время древние города Абхазии – Себастополис и Питиунт, хотя и стали, главным образом, военно-стратегическими пунктами и городами - крепостями, сумели  сохранить свой торгово-ремесленный характер . Об этом могут говорить, например, довольно частые находки в нижних напластованиях Сухумской крепости (построенной римлянами в начале II в н. э.), светлоглиняных амфор с двуствольными  ручками  косского   происхождения   датируемых   рубежом нашего летоисчисления . (Обломки подобных амфор найдены и в Пицунде) . Помимо средиземноморского  (Самос, Пергама, Косс), найдены амфоры южнопонтийского (Синопа) и северопричерноморского изготовления. Однако, наиболее многочисленной, пишет А.Н. Габелия, является местная или изготовленная по импортным образцам продукция . Еще меньше импортной продукции, надо полагать, попадало в этот период в предгорную зону Апсилии.

С усилением политического влияния Рима,  древние города Абхазии и в особенности  Себастополис,  примерно со второй половины II в. постепенно растет и к III в., по утверждению А.Апакидзе и О. Лордкипанидзе, становится сравнительно крупным торгово-ремесленным центром. Что касается Питиунта, то античные авторы называют его – сперва Страбон «Великим Питиунтом», а затем Плиний Секунд – «богатейший Питиунт». Здесь, действительно, трудно определить какое время имели в виду названные авторы, когда говорили о «великом» или «богатейшем»  городе, но  по данным  археологии в  I в. н. э.  Питиунт продолжал существовать, как город «среднего» экономического значения: в культурных же слоях этого века,  пишет М. М. Гунба,   редко встречается краснолаковая посуда . Так же не очень богаты культурные слои II в. н. э., хотя они заметно отличаются от слоев I в. н. э. Таким об-разом, с этого периода намечаются признаки постепенного экономического оживления Питиунта, достигшее расцвета, как и  Себастополис, в III в. н. э. .

Разумеется, новый подъем древних городов Абхазии – Питиунта и Себастополиса в значительной степени был связан с мероприятиями римских властей и с превращением их в места дислокации римских гарнизонов.

Надо полагать, что не последнюю роль в новом экономическом развитии древних городов Абхазии сыграло то обстоятельство, что они, и в особенности  Питиунт, во II–III вв. н.э. (время, являвшееся, вообще, периодом активных связей между Востоком и Западом)  и вплоть до IV– начала V в. играл исключительно важную роль, как промежуточный порт в этой торговле, и в частности, на морской дороге между Восточным и Северным Причерноморьем. Исследователи, анализируя сведения Фл. Арриана отмечают, что  Питиунт в представлении автора, был транзитным пунктом к тому же довольно значительным . А по сведениям римского историка Плиния, с территории Абхазии в восточные страны, и в частности, в Индию, поступали «ценные породы леса», которые обмени-вались на «слоновую кость» .

Мы уже отмечали, что вне территории современной северо-западной Абхазии – в зоне расселения одной из этнографических групп абхазов – садзов-джиков (Красная поляна) было обнаружено богатое местное захоронение III вв. н. э.

Между тем, есть основания думать, что это изделие  и другие предметы погребения, скорее могут свидетельствовать о широких экономических и культурных связях санигов с Римом и Боспором (при этом, не исключено, что серебряное сасанидское блюдо могло попасть к санигам через территорию или вдоль берегов Абхазии, преодолев дальний путь из Южного Ирана) . В этой связи считаем нужным отметить, что большинство золотых изделий из другого, уже женского захоронения в Лоо (к западу от Сочи), аналогичны продукции боспорских мастерских начала нашей эры.

С начала III в. торговые контакты в Причерноморье, судя по имеющимся материалам, стали переживать упадок, во всяком случае, объем торговли снижается и главной ее статьей становятся  обычные товары ежедневного использования. Основная причина кризиса – политическая нестабильность в регионе, что было связано с появлением в это время в степях Северного Причерноморья варварских племен, названных античными авторами готами. Собственно готы, племена германской языковой группы,  пришедшие с берегов Балтийского моря, только возглавили большие объединения племен различных этнических групп, в том числе сарматских, аланских и других . Передвижения этих племен нарушили жизненный ритм всех античных центров Причерноморья. Разгромив города северо-западного Понта, они двинулись к Азовскому морю, где та же участь в 40-х гг. III в. постигла город-крепость Танаис, в дельте Дона . Обосновавшись в Причерноморье и Приазовье, готы предпринимают морские походы в отдаленные районы. В 257 г., по сообщению римского историка Зосима, готские пираты (роль самих готов в морских походах, по мнению некоторых исследователей, была незначительна) во второй раз совершили нападение на Питиунт и ограбили его  (после чего они отправились в Трапезунд, который был также взят и разграблен ими). Очевидно, что набеги гениохов, а затем и нашествия готов на Питиунт, исключали возможность существования неукрепленного большого торгового города. Это обстоятельство подтверждает сообщение источника о том, что в III в. Питиунт был окружен огромной стеной и имел весьма удобную гавань .

Вещественным свидетельством  готских походов  является тот факт, что среди монет, найденных в верховьях р. Келасур  близ Сухума, была обнаружена биллоновая монета, так называемое варварское (готское) подражание денарию Марка Аврелия (три такие же монеты найдены в Пицунде археологической экспедицией).

В то же время  готское нашествие на Питиунт, как показали исследова-ния, не привело к прекращению его существования как торгового центра , не говоря уже о Себастополисе, которого готское нашествие и вовсе должно было мало коснуться.

В начале IV в. н. э., судя по материалам из Северо-Восточного Причерноморья, кажется, происходит некоторая стабилизация экономического и политического положения в причерноморском регионе, а затем наступает и ее новый подъем. В освещении же торгово-экономических связей позднеантичной Абхазии в IV в. важное значение имеет выявленная в Себастополисе и Питиунте керамика, преимущественно синопского производства. Она состоит из краснолаковой посуды, амфор, чаш-лютериев (для омовения рук или мытья посуды). Часть выявленных амфор имеет желобчатую или рифленую поверхность, желто-коричневого или ярко красного цвета. Появление густого рифления на амфорах с помощью гребенчатого шаблона относится к IV в. н. э., а широкое применение этого приема –  к V –VI вв. .

Чрезвычайно интересной статьей импорта являются десятки стеклянных кубков, стаканов и рюмок различной формы, хорошо представленной, например, в Себастополисе.

Вышеназванная  стеклянная посуда изготовлялась в восточных провинциях Римской империи – Египте, Палестине, Сирии, а  также могла привозиться из Северного Причерноморья (Пантикапей, Фанагория). Не исключено, что образцы стеклянной посуды могли быть доставлены и из Западной Европы, о чем, например, говорят сосуды из прозрачного стекла с синими напаями, широко распространенные в мастерских на Рейне (Кельн и др.) .

Особенно много было обнаружено здесь изделий из стекла, главным образом, из Константинополя , где производили химическое стекло, используя привезенную соду Северного Причерноморья, и щелочное сырье, поступавшее из нижнеднепровских озер.

Значительное расширение экономических и культурных связей Себастополиса и, в частности, древней Цебельды, – отмечал Ю.Н. Воронов еще ранее, – происходит во второй половине  IV в., что было обусловлено вторжением в Северное Причерноморье гуннских племен. Именно тогда в  Цебельду впервые поступает стеклянная посуда, появляются первые краснолаковые изделия, новые типы фибул и пряжек  северопричерноморского облика, а также римские фибулы ; еще больше увеличивается приток бус, ввозятся перстни .  С этого времени, по замечанию Ю.Н. Воронова, – привозные изделия, и в особенности посуда, начинают занимать в быту апсилов прочное место . Да и «рынок самого Себастополиса должен был привлекать апсилов, сбывавших здесь свою сельскохозяйственную продукцию…» .

 

В то же время, исследователи отмечают, что во II–V вв. н. э.,  жизнь в древнем Сухуме часто менялась и не было стабильной ситуации.

Для характеристики внешних связей позднеантичной Абхазии важное значение имеет нумизматический материал. Он показывает, что наибольшее число монет обращалось в приморских городах Абхазии. Эти монеты со II в. н. э. в основном происходят из Трапезунда, что неслучайно, ибо благодаря своей географической близости к Колхиде и тесной связи с внутренними районами Малой Азии, Трапезунд играл значительную роль в восточной политике Рима. Многочисленность медных монет Трапезунда конца  II– первой половины III в. н. э. объясняется также тем, что в конце  II в. складывается союз 10 приморских городов (Синопа, Амис, Трапезунд, Себастополис и др.) – Понт Каппадокийский с одним из центров в  Трапезунде . Поэтому тра-пезундская монета становится основным платежным средством в данном регионе. В дальнейшем начинается увеличение количества антиохийских монет на  пицундском рынке, что особенно становится заметно к началу  IV в. н. э. . Это обстоятельство объясняется непосредственными контактами двух раннехристианских центров – Антиохии и Питиунта.

Необходимо также отметить, что торговые связи в данном случае с го-родскими центрами Малой Азии способствовали поступлению в Питиунт синопских амфор и вообще малоазиатских образцов красноокрашенной керамики .

Свидетельство об активных торговых связях древних абхазов можно найти у римско-византийских авторов, которые отмечали, что местное население ( апсилы и абазги) находилось в постоянных экономических связях с проживавшими в Понте римлянами , находя в такой торговле большую выгоду .

Так что, нет сомнения в том, что в римское время местные жители были вовлечены в политическую и экономическую жизнь причерноморского региона, а  города-крепости Себастополис и Питиунт,  являлись не только пунктами пребывания римских воинов, а также  политическими, культурными и торгово-экономическими центрами для аборигенного населения , но и пунктами установления экономических связей с внешним миром.

Развитие экономики позднеантичной Абхазии, и в частности, ее город-ских центров, как и во все времена, в значительной степени определялось ее положением по отношению к торговым путям. Отражением торговых связей позднеантичной Абхазии с восточными провинциями Рима (Византии) является и, например, тот факт, что на римской дорожной карте (т.н. Tabula Peutinderiana), составленной во второй половине IV в. географом Касторием, отмечены и те пути, которые проходили по территории Абхазии. Один такой путь шел с юга  Причерноморья вдоль восточного берега Понта и доходил до Себастополиса.

Тесные торговые взаимоотношения с малоазиатскими центрами, как показывает керамический материал из Пицунды, Цебельды, не исключали связей с античными городами Северного Причерноморья: здесь в частности, также представлены херсонесские и боспорские амфоры . В то же время, ряд выявленных на территории Абхазии железных и бронзовых изделий на предмет того, привозные они из Северного Причерноморья или местного производства, вызывает у исследователей взаимопротивоположные интерпретации.

Хотя в Абхазию в этот период попадали товары и из Крыма, но импорт шел главным образом из Трапезунда, откуда и большинство монет IV в. Нужно еще отметить, что амфоры культурных слоев IV–V вв. Цебельды, Ахаччарху, Пицунды и Севастополиса также имеют преимущественно малоазийское (самосское) происхождение . Это сосуды с перехватом в средней части тулова, коническим дном, вертикальным венчиком, реберчатыми плечами и придонной частью, аналогичные которым известны из Археополиса (Нокалакеви), и Западного Причерноморья (Томы, Истрия, Варна) .

В последние века поздней античности причерноморские города Колхиды, по мнению М.П. Инадзе, переживают значительное хозяйственно-эко-номическое оживление, а в V–VI вв. ремесленное производство, по мнению ряда археологов, занимая определенную роль в хозяйстве городов, уже главным образом обслуживало местный городской рынок.

 

Богатейший и разнообразный археологический материал не только из Себастополиса, но и Питиунта содержал большое количество импортных узкогорлых амфор, краснолаковой керамики, стеклянных изделий .

Если обнаружение амфор можно еще объяснить тем, что в них доставлялись вино и оливковое масло для римских гарнизонов, то вряд ли можно полагать, чтобы всю эту высококачественную и соответственно дорогостоящую краснолаковую керамику, а также стекло использовали римские солдаты, кроме того, едва ли предназначалась для них вся масса амфор – ведь в крепостях Себастополис и Питиунт находилось всего по 500 легионеров . Поэтому покупателями и потребителями краснолаковой  керамики, стеклянных сосудов и перевозимых в них благовоний, а также части продуктов, доставляемых в амфорах, были, несомненно, зажиточные слои местного населения (которые, как мы имели уже возможность показать, с эпохи эллинизма активно включаются в городскую жизнь).

Таким образом, приведенный материал еще раз отражает как степень интенсивности, так и масштаб сношений местного населения в V в. н. э., в данном случае, с малоазийскими центрами, хотя ряд исследователей, как отмечено, и считает, что в этот период все же происходит ослабление внешних торгово-экономических  связей и вместе с ним городское хозяйство постепенно принимает относительно замкнутый характер. Отдельные авторы отмечают значительный упадок городской жизни и с началом раннесредневекового периода.

К концу поздней античности относятся и некоторые  женские украше-ния, выявленные в Юго-Восточной Абхазии в 80-х  гг. прошлого века . Так, в Очамчырском селище были найдены импортные золотые ажурные серьги . Очевидно, к этому же времени относятся золотые серьги «величиной с лесной орех с подвеской на цепочке»,  а также золотое кольцо, найденные в с. Река у храма Джгеранабаа . Правда, у нас нет данных о центре производства этих изделий, как и нет материала, подтверждающего распространения этого вида украшений на всей территории древней Абхазии, поскольку находка подобных серег в Юго-Восточной Абхазии, насколько нам известно, является пока что единственной. Поэтому трудно судить, носило ли их проникновение в регион торговый характер. Возможно, внести ясность в этот вопрос могут некоторые импортные серебряные серьги этого периода из Цебельды, которые по оформлению сходны с северо-кавказскими и южно-кавказскими.

Для украшения головы в конце IV – начале V вв.,  апсилийские женщины использовали фибулы-брошки, скреплявшие волосы на затылке . Одна из таких брошей была выложена тремя сердоликами, оправленными в серебро. На двух сердоликах оказались вырезанными фигуры богинь Фортуны -Тюхе и Виктории, всадника и преследующей его колесницы, которую влекут несколько коней, подстегиваемых возницей – Гелиосом. Эти инталии, считают авторы, выдающиеся произведения позднеримской глиптики, изготовленные где-то в малоазийских мастерских и ранее в комплексах Восточного Причерноморья не встречавшиеся.

Большой популярностью среди древних цебельдинок пользовались наборы бронзовых косметических инструментов в виде двух подвешенных к колечку стерженьков с лопаточкой и плоским острием .  Подобные инструменты, появившись на Ближнем Востоке еще в III тыс. до н.э., получили широкое распространение лишь в эпоху Великого переселения народов (Германия, Крым, Северный Кавказ и др.). У Цибилиума найдено и единственное на территории Апсилии металлическое зеркало, датируемое V веком . Его лицевая сторона отполирована до зеркального блеска. Стерев ладонью глину, мы,  пишут Ю.Н. Воронов и О.Х. Бгажба,  «увидели в нем свои лица – первые лица после той женщины и ее родных».

Таким образом, частично приведенный выше материал о женских предметах украшений подчеркивает чрезвычайно плодотворные непосредственные или через посредство соседей отношения древних абхазов в позднюю античность с Северным Кавказом, Северным Причерноморьем, Передней и Малой Азией, Северной Африкой, Прибалтикой и т.д. При этом все перечисленные украшения, как считают Ю.Н. Воронов и О.Х. Бгажба, попали на территорию древней Абхазии в результате торговли по наиболее удобному транскавказскому перевальному пути, шедшему от Себастополиса через Цебельду на Северный Кавказ.

Территориальное соседство абхазских народностей с зихами как бы заранее предполагает возможность наличия между ними различных, причем постоянных связей в древности и средневековье. Хотя, очевидно, сегодня еще недостаточно материалов, чтобы делать окончательные выводы о характере связей населения Краснодарского Причерноморья со своими юго-восточными соседями, тем не менее, имеющиеся материалы со всей очевидностью указывают на наличие таких связей в позднеантичное и раннесредневековое время. Так, среди инвентаря III–VII вв. из могильников северо-восточного Причерноморья, прежде всего, обращают на себя внимание одночленные фибулы-броши с пластинчатым корпусом и крупные двучленные лучковые фибулы с расширенной ножкой . К ним примыкают крестовидные фибулы с подвязанным или приклепанным к корпусу приемником.

В конце позднеантичной эпохи (в V в.) наиболее тесные связи древней Абхазии с римским, а затем и византийским миром по-прежнему поддерживались через Себастополис. Местный рынок быстро отзывался на все изменения материальной культуры, характерной для Причерноморья. Через Себастополис в Цебельду продолжает поступать стеклянная и краснолаковая посуда , украшения общепричерноморского характера (средиземноморские раковины для ожерелий и др.). Воины использовали римские мечи из дамасской  стали, метательные топоры – франциски .  В целом, подводя некоторые итоги вышеизложенному, можно еще раз констатировать, что появление постоянных опорных пунктов римских войск на Абхазском побережье, в которых сосредотачивались военные и гражданское население, с одной стороны требовали постоянного притока всевозможных товаров, а с другой – дава-ли гарантию безопасности на морских и сухопутных дорогах. Это способствовало сложению экономических связей, при которых купцы могли рассчитывать на выгодные товарообороты в Себастополисе и Питиунте . Кроме того, расширение торговых связей и вообще значительность обращения товаров между римскими войсками и древними абхазами, несомненно, было связано с увеличением спроса  на местные продукты питания в связи с необходимостью снабжения римских войск.

Следует наконец заметить, что дислокация римских войск на террито-рии Абхазии вообще несла с собой все элементы римской культуры: от монументальной оборонительной архитектуры, планировки укреплений, строительной техники до организации общественного и личного обслуживания . Основными же носителями и распространителями римской культуры среди окрестного древнеабхазского населения, были, несомненно, состоятельные представители местной знати.

Торгово-экономические связи Абхазии  в   VI – Х вв.

В первой половине VI века на Кавказе столкнулись интересы торгового капитала двух мировых империй – Византии и Сасанидского Ирана. Территория Западного Кавказа, в том числе Абхазии,  также оказалась ареной ожесточенной борьбы этих государств.

В средние века одну из ведущих позиций в экономических связях между странами Дальнего Востока  и Центральной Азии с Византийской империей занимала торговля шелковыми тканями и шелком-сырцом. Они были наиболее удобны для транспортировки на дальние расстояния, поскольку шелк легок и очень ценен – в Европе его продавали дороже золота .  Торговля шла по знаменитому «шелковому», или Великому торговому пути (термин  Л. Н. Гумилева), о котором так много написано в истории.

В IV–VI вв. этот товар поступал в Византию через Иран, имевший большой доход с транзита шелка. Во второй половине VI в. изменение политической ситуации и  закрытие Сасанидской  империей  прохода торговых караванов с шелком через свою территорию,  вызвало поиски обходных путей.  В этой связи Византия, стремясь обойти Иран в торговле шелком, выбрала не контролировавшийся персами путь, который начинаясь в Китае, пролегал через Среднюю Азию и низовья Волги к Северному Кавказу, и далее  через абхазский перевальный путь выходил в Апсилию к Черному морю.

В качестве транспортного средства для перевозки шелка использовались не только верблюды (кости и останки которых встречаются в районах прохождения древних караванных путей с Востока в Европу) , но также лошади, мулы, ослы, а на некоторых участках груз людям проходилось нести на спине . Товар, доставленный к кавказским перевалам, затем перекладывали на абхазских вьючных лошадей  (один такой вьюк, перевозимый на спине животных, весил 200–250 кг).

О важности Западнокавказских ответвлений Великого шелкового пути, шедших  из Индии и Китая в Европу, и вообще показателем знакомства стран Востока с Абхазией,  говорит,   очевидно и факт того, что в индусских, например,  преданиях  часто встречаются легенды о Кавказе, в частности об Абхазии . Существование  Западнокавказских ответвлений Великого шелкового пути подтверждают  и археологические материалы, в первую очередь  фрагменты византийских, среднеазиатских (согдийских) и китайских шелков, «золотоподобная  латунь» из урочища Мощевая Балка на Северном Кавказе  и бусина с китайскими иероглифами («император») времен династии Суй (VI в), найденная в одном из женских апсилийских захоронений Цибилиумского могильника, т.е. на трассе Даринского пути.

По Даринской дороге поступали не только шелка, но самые разнообраз-ные товары, перечислить которые вообще невозможно (товары  по Великому шелковому пути шли, как известно, в основном с востока на запад). Здесь торговали фарфором, мехами, рабами (особенно женщинами), металлическими изделиями, пряностями, благовониями, лекарствами, лучшей бумагой, слоновой костью, породистыми лошадьми, драгоценными камнями.

Отмечая исключительно важное значение «Даринского пути» для подъема благосостояния апсилийских поселений, и, вообще, наличия позитивных культурно-экономических связей между Северным и Южным Кавказом, нельзя в то же время не сказать о том, что дорогой через Клухор  совершались набеги на прибрежную Абхазию северокавказскими горцами и кочевниками Предкавказья, приносившими неисчислимые беды материальной и духовной жизни апсилов.

Дорога через Клухор VI – VIII вв. охранялась рядом укрепленных мест, среди которых одной из основных звеньев оборонительной системы была Цабальская (Цебельдинская) крепость , построенная, как и большинство местных укреплений в преддверии персо-византийской войны за Западный Кавказ (середина VI в.) в целях обороны перевальных путей . По мнению исследователей  Келасурская или Великая  Абхазская стена, кроме того, что защищала Южную Абхазию от набегов северокавказских кочевников, обеспечивала безопасность той мировой торговой дороги, которая с Востока и Средней Азии шла в Европу .

При этом сторожевые башни Абхазской стены, вдоль которой, как считают, «пролегала благоустроенная дорожная трасса»,  могли использоваться в качестве складов товаров при почтовых перевозках .  «Абхазский путь» (или  «дорога в Абазу»), как он называется в некоторых документах, функционировал и в последующие века, например, в зрелое средневековье. В связи с чем вызывает интерес старинное название пункта у Южного приюта, который сваны называют «абхазская таможня» . Определенным указанием в пользу сказанного служит мнение А. А. Иерусалимской, по которому, западно-кавказские племена «видимо, получали определенную мзду «за перевал», а также за коней: греческий историк VI в. Прокопий сообщает, что путникам приходилось тут менять лошадей . Согласно В. Б. Ковалевской, «…кавказ-ские перевалы контролировались с севера в VIII в. аланами, а в XIX в. родственными абхазам абазинами…» . По данным персидского историка Балами, арабы заключили специальное соглашение с теми племенами Кавказа, которые владели перевалами. Эти племена освобождались от дани, но брали на себя обязательство охранять дороги и препятствовать вторжениям врагов халифата . На огромное значение в исторической жизни Северо-Западного Кавказа Клухорского пути  указывает  и тот факт, что ряд ученых, одной из причин переселения кабардинцев из Прикубанья на Северный Кавказ в XIV в., называют их стремление перехватить «торговый путь из Абхазии через Клухорский перевал на Северный Кавказ» .

Вторым важнейшим путем из Абхазии на Северный Кавказ в раннем средневековье являлась дорога из Питиунта по р. Бзыбь через Псху и Сан-чарский перевал. Важную роль издавна играл также путь на Санчар от Себастополиса по ущелью р. Гумста.

Вплоть до VIII в. сохранял свое торговое значение и известный с древ-ности перевальный путь, который шел от побережья через Красную поляну и Воронцовскую пещеру (в окрестностях г. Сочи) на Северный Кавказ.

Характеризуя экономические связи раннесредневековой Абхазии и Византии, для большей ясности вопроса нужно кратко коснуться экономического состояния областей самой Ромейской империи.

В ранний период Византия изобиловала крупными городскими центрами. Значительные запасы полезных ископаемых, особенно железа, золота, меди, мрамора, стимулировали развитие горных промыслов, рост производства оружия, орудий труда для ремесла и сельского хозяйства, изготовление стекла, ювелирных изделий и различных предметов роскоши. В этот период Империя ромеев обгоняла Запад по уровню развития городского ремесла и торговли .  Развитию торговли, преимущественно морской, благоприятствовали природные условия и географическое положение Византийской империи. Изрезанность береговой линии, обилие удобных гаваней и островов, господство над проливами, соединяющими Средиземное и Черное моря, способствовали как нельзя более развитию морской торговли. Вплоть до XII в. Византия оставалась великой морской державой.

В раннем средневековье возрастает торговля Византии со странами Причерноморья и Кавказа .

Византийские золотые солиды с изображением константинопольских василевсов имели хождение во всех странах и играли роль международной валюты ,  ими, в частности  в раннее  средневековье пользовались и  при расчетах по всему Великому шелковому пути, до Китая включительно.

На территории собственно Абхазии византийская монета, по мнению С. М. Шамба, составляла основу денежного обращения с V по XIII вв. .

Общее количество монет Византийской империи, выявленных в Абха-зии, достигает 240 . Половина этих монет (117) была найдена во время раскопок Пицундской археологической экспедиции.  Клад византийских  монет (56 экз.) был найден в 1903 г. и близ г. Очамчыра. Остальные монеты найдены в разных местах Абхазии.

В раннесредневековых археологических материалах Абхазии и, в частности Цибилиумского могильника, наличествует достаточно большое количество золотых и серебряных изделий, в основном, представляющих собой украшения для женщин. К золотым предметам относятся браслеты, кулоны, кресты, кольца, серьги, бляшки и др. . В круг серебряных предметов также входят серьги, кольца, перстни, браслеты, медальоны (в том числе с изображением медузы Горгоны), петельки, крученые ленточки – «цепочки», пряжки, пластинчатые пояса, фибулы . Большинство этих  и других золотых и серебряных украшений считаются привозными,  часть предметов подражало общепричерноморским образцам (серьги, подвески, гривны, многие типы браслетов и др.) настолько осмысленно, что апсилийские умельцы сумели создать особый, апсилийский комплекс признаков, исключительно разнообразный и выразительный.

В Цабальской крепости было найдено и много обломков амфор неизвестной атрибуции . Иными словами, на данном этапе изучения амфорной керамики нет возможности определить, какие именно византийские земли поставляли в VI в. амфоры с их заполнением в древнюю Абхазию, в частности, в Цабал. Но можно сказать, что подавляющая часть амфор из Цабальской крепости производилась в цен-тральных областях Византии и свидетельствует о степени интенсивности торгово-экономических связей империи с Восточным Причерноморьем, в том числе с нагорной Абхазией.

В начале ранневизантийской эпохи население нагорной Абхазии широко пользовалось импортными керамическими тарелками. Об этом говорят находки из погребений некрополей Ахаччарху, где имелись и редкие экземпляры импортных тарелок. В частности, здесь была найдена тарелка палевого цвета на кольцевом поддоне с горизонтально отходящим краем.

Для прослеживания экономических связей древней Апсилии с народами Северного Кавказа и Византией в раннесредневековый период определенное значение имеют застежки особого вида – фибулы. Часть из них привозили из Византии.

В целом же, международная  транзитная торговля средиземноморскими и восточными товарами приносила абхазским народностям, и,  в частности,  апсилам, немалый доход. Проходившие здесь торговые караваны облагались таможенной пошлиной. Купцы платили за проезд по апсилийским  владениям, за проход через перевалы, за услуги проводников и необходимых в горах носильщиков. Расплачивались, как сказано, обычно товаром.

В  связи со сказанным, обращает на себя внимание и то, что во всех апсилийских погребениях вдоль дороги на Клухорский перевал, как в богатых, так и рядовых, отсутствует хозяйственный инвентарь, из чего, вероятно, следует, что в этих могильниках были погребены профессиональные воины, в обязанности которых, несомненно, входила охрана пролегавшего здесь торгового и военного пути.

Приведенные материалы еще  раз убеждают, что и в указанный период  Себастополис, Цибилиум и другие города и укрепления не утратили роли ведущих центров торговли. На это указывает и сообщение Прокопия Кесарийского о том, что в VI в. Себастополис был широко застроен, а в VII в. он характеризует  город  как «Великий Севастополис».

Помимо названных выше центров торговли на абхазском побережье, несомненно, крупным торговым местом продолжал оставаться Питиунт, куда в первой половине VI в. отмечается сильный приток византийской меди, в основном Юстина I и Юстиниана I (86 монет). К этому времени относится и часть краснолаковых блюд и доньев самосских амфор .

Археологические материалы о ввозившихся в ранневизантийский период в  Абхазию предметах, дополняются некоторыми сведениями письменных источников. По сообщению Прокопия Кесарийского, в Себастополис с берегов Рима завозили вино, соль и зерно . По поводу  импорта зерна в Абхазию необходимо отметить, что имеется сообщение другого византийского историка Агафия, о том, что и сами абхазы (апсилы) занимались хлебопашеством . Это доказывается находками на некоторых памятниках Абхазии зернотерок, жатвенных орудий, ручных мельниц и в одном случае амбара зернохранилища (в Питиунте) , из чего, надо полагать, следует, что византийские гарнизоны, находившиеся на территории Абхазии, как справедливо полагает М. М. Гунба, снабжались местными продуктами.

Не может быть сомнений в том, что помимо перечисленных товаров в раннесредневековую Абхазию  завозили нефть (для  лампад) в амфорах. Только в VII в., как известно, в Византии был изобретен «греческий огонь» –  зажигательная смесь, дающая негасимое водой пламя. Состав «греческого огня» держался в глубокой тайне, позднее установили лишь, что в его состав входили нефть, смешанная с негашеной известью и различными смолами .

Можно полагать, что также в Абхазию привозили часть товаров,  импортировавшихся в Таврику – свинцовые изделия, сельскохозяйственный инвентарь, керамическая посуда, различные ткани . Все привозные товары местное население обменивало на свои. Из сказанного следует, что у абхазов торговые отношения носили характер натурального обмена. Однако, приводившиеся выше слова Агафия о выплачивании империей союзникам больших сумм денег, указывают на то, что в экономических отношениях абхазов раннего средневековья, определенно роль играли и деньги.

Возвращаясь к вопросу экономических связей средневековой Абхазии с Византией,  необходимо подчеркнуть, что мы располагаем очень небольшим количеством данных о товарах, вывозившихся из Абхазии в центральные районы империи в VI – VII вв. Надо полагать, что спрос был на ходовые в экспортной торговле товары: шерсть, пушнину, мед, воск, льняные изделия, а также на строительный и корабельный лес.  Продолжая тему о вывозившихся с территории современной Абхазии в Византию в раннем средневековье товарах, следует еще раз вспомнить и о том, что абхазы, в числе некоторых других народов Причерноморья (населения современной  Западной Грузии, Боспора, Херсона), выплачивали империи в качестве морской повинности предметы морской оснастки и морского снаряжения, а также готовые суда.

Работорговля в Причерноморье более распространенной становится с IV по VIII вв. (рабов здесь уже в раннефеодальную эпоху, по С.Н. Джанашиа, «производили» в качестве рыночного продукта) . На территории собственно Абхазии эксплуатация рабов не имела производственного значения, чем и объясняется их экспорт из Абхазии. Отсутствие же почвы для развития рабства способствовало вообще отмиранию рабовладельческого общества, однако экономическая связь с рабовладельческой Византией способствовала сохранению работорговли.  По сообщению Прокопия, этим промыслом особо активно занимались абазгские князья.

Небезынтересно, что потребность Византии в рабской силе, и это надо полагать вовсе не случайно, уменьшилась с образованием Абхазского цар-ства, усиления его военного и политического значения в Закавказье и,  наоборот, ослабления могущества Византии на Кавказском побережье.

Как уже отмечалось,  с VI в. и вплоть до образования Абхазского цар-ства на побережье страны была установлена торговая монополия Визан-тии . Император Юстиниан ввел очень высокие пошлины на проход судов через Босфорский пролив и этим фактически закрыл судам нечерноморских стран доступ в Черное море, которое оставалось закрытым вплоть до второй половины XII в., когда морская торговля на Черном море  ограничивалась только причерноморскими странами и Константинополем.

Говоря о политико-экономических и культурных взаимоотношениях Византии и раннесредневековой Абхазии, следует вместе с тем заметить, что советская историческая наука в своих исследованиях необъективно представляла Византию врагом абхазов, которые якобы вели против империи совместно с грузинами беспрерывную освободительную войну, что ныне уже не может быть принято всерьез. В действительности, пишет Ю.Н. Воронов, абхазо-византийские отношения, как правило, носили добрососедский характер, сыграв важную роль в культурно-экономическом и политическом развитии страны .

В то же время необходимо подчеркнуть, что абхазо-византийские отношения, по замечанию В.В. Латышева, в разные времена были различны . Другими словами, эти отношения  менялись в зависимости от политической ситуации. Так, на начальном этапе, в период образования Абхазского царства,  абхазо-византийские отношения характеризовались преобладанием антагонистического, враждебного начала. В дальнейшем же, в силу ряда обстоятельств внутреннего и внешнего положения обеих сторон, отношения были урегулированы .  В период наибольшего политического подъема Абхазии его правители поддерживали дружественные и союзнические отношения с Византией.  Позже, в XI в. Византия, пользуясь тем, что миновала угроза со стороны арабов, начинает проводить завоевательную политику в отношении Абхазии . Очевидно, что периоды нестабильной политической ситуации во взаимоотношениях между абхазами и ромеями не могли не отразиться на характере и размахе торговли между ними. Особо это относится ко времени создания самостоятельного Абхазского государства и его отпадения от Византии, когда объем торговли должен был сократиться или даже прекратиться, что, однако, было скорее явлением временным, так как с окончанием враждебных отношений экономические связи, очевидно, восстанавливались. Вместе с тем, несомненно, что торгово-экономические взаимоотношения были лишь частью тех многосторонних связей, которые поддерживались между Абхазией и Византией в раннефеодальную эпоху.

О тесных политических и культурных контактах абасгов и апсилов с Византией сообщают Прокопий Кесарийский и Агафий Миринейский. Свидетельством этому является, например,  специальная императорская  школа  в Константинополе, где по 20  абасгских детей  получало христианское образование,  частая  женитьба абасгов  на дочерях константинопольских сенаторов с разрешения императора,   свинцовая вислая печать VII в. из Пицунды с греческой надписью «Κονσταντῖνος ̓Αβασγίας» (Константин Абазгийский), кстати, возможно, что подобные печати использовались и в качестве денежного знака .

Хорошим примером абхазо-византийских связей могут служить церковные взаимосвязи. С официальным принятием в Абхазии христианства при императоре Юстиниане, здесь развернулось интенсивное храмовое строительство.  В VI в. был воздвигнут  Драндский кафедральный собор. Храм принадлежит к купольным сооружениям, в котором созданы своеобразная пространственная структура, напоминающая Софию Константинопольскую. Это  указывает на то, что ее создатель или прибыл из Византии, или,  если он местный,   побывал в Константинополе. Обнаруженный в Драндском храме богатый комплекс раннесредневековых амфор подтверждает, что в Дранде так же, как и в других укреплениях на зависимых от Византии территориях, шла постоянная доставка провианта – и  из далеких центров империи,  и от местных жителей.

Связи  с  Византией  сыграли  немалую роль и  в  усилении  Абхазского царства, например, при Константине III . Строительство в X в. Моквского собора также осуществлялось при участии византийских мастеров: для украшения храма (как и храмов в Цандрипше, Пицунде, Новом Афоне, Дранде, Цебельде, Очамчыре, Гудаа) из Византии были доставлены мраморные колонны (особенно из проконнесского мрамора) и другие элементы оформления ,  хотя, нельзя исключить, что отдельные мраморные предметы и украшения храмов Абхазии изготовлялись и из местного мрамора, который добывался в Цебельде, Герзеуле, Гудаа и других местах.

Конечно, трудно отрицать роль  участка Великого шелкового пути, проходившего через   Абхазию в становлении и развитии христианства на этой территории.  Но необходимо иметь в виду, что большинство храмов  в Абхазии, вопреки приведенному выше мнению, были сооружены,  по утверждению искусствоведа С. М. Сакания (устное сообщение) в период   с VΙ до Х веков. Не приходится, на наш взгляд, отрицать и значение монастырей Абхазии как  мест для отдыха караванов.

Развитие ремесленного производства способствовало усилению хозяй-ственно-экономических связей  не только между горной и низинной зонами раннесредневековой Абхазии, но и между отдельными регионами страны (в частности, между Цабалом, Атарой  и  жителями Губаадвы (Красной поляны), что должно было благоприятно отразиться на развитии городов. И действительно, о довольно развитой экономике Абхазии в рассматриваемый период, однозначно свидетельствует наступивший относительно высокий уровень развития городской жизни . Экономический подъем, начавшийся в VI –VII вв., был, несомненно, одним из решающих факторов и политического подъема Абхазии, имевшего место в ту эпоху.

О значительном усилении экономической и политической мощи Абха-зии (Абазгии) с конца VII в., в частности, говорит Анакопийское оборони-тельное сооружение, строительство которого, по мнению М.М. Гунба, было под силу лишь развивающемуся царству. Арабский полководец Мурван, который покорил весь Южный Кавказ от Дербента до Абхазии, разорил множество крепостей и городов, в том числе крепость Цихе-Годжи, разрушил Келасурскую стену и город Цхуми, но не смог овладеть Анакопийской крепостью .

Политическое и экономическое положение Абхазского царства еще больше усилилось после изгнания арабов . Наличие сильной центральной власти позволяет ему  осуществлять широкую политическую экспансию в соседние страны. Так,  на востоке оно присоединило к своим владениям ослабленную нашествием тех же арабов практически всю территорию  современной Западной Грузии, одновременно включившись в борьбу и за картлийские  земли .

В  период существования Абхазского царства и его освобождения от византийской зависимости с конца VIII века, внешняя торговля переходит под контроль абхазских царей и  регулируется  на основе местных правил.  Государство больше не выступает в роли  пассивного поставщика. Морской флот (силы береговой охраны) и армия царства ( упоминаются  в источниках как «абхазское войско»)   контролировали побережье  Восточного берега Черного моря и перевалы, по которым шли торговые пути.

Уже к середине VIII в. (так же как и в пору своего расцвета в X в., об этом ниже) Абхазское царство простиралось от р. Чорох на юге до Никопсии, а по некоторым другим данным даже вплоть до р. Кубань  (Малой реки Хазарии) на севере, о чем свидетельствуют средневековые письменные источники . С политической экспансией абхазов было связано и расширение их культурного влияния, в том числе языка, следы которого прослеживаются и сейчас в топонимике указанного побережья . Словом, следствием образования самостоятельного государства стало не только расширение его территории, но и упрочение позиции торговли и обмена, чрезвычайно важных для экономики общества. С  этого времени, по всем данным, происходит постепенное усиление царства, создаются условия и стимул для развития народного хозяйства, в результате чего оно участвует в широком международном обмене . Есть основания считать, что в структуру торговли Абхазского царства входил не только внутренний и внешний, но и государственный и частный, мелкий и крупный товарообмен; разнообразным был, надо полагать, и набор товаров, имевший хождение на рынке.

Если в предшествующие времена внешний обмен совершался через иностранных купцов, то в период Абхазского царства и сами абхазы, надо полагать, предпринимали торговые поездки в чужие страны. Хотя прямых письменных  указаний  на этот счет у нас нет, но имеются сведения по адыгским  народам,  часть из которых в X в. проживала на территории Абхазского царства.  Так, арабский автор X в. Масуди  указывает, что среди многочисленных иноземных купцов, съезжающихся в Трапезунд, часто бывают торговцы из адыгов-касогов, причем они приплывают туда на кораблях, которые снаряжаются у них .  Это  можно  отнести и к  абхазским купцам, которые в период существования  Абхазского  царства, несомненно, бывали в чужих странах. Об этом  свидетельствует и одно историческое предание, согласно которому,  население проживившее  у современного Нового Афона, и в частности, представители рода Смыр, являлись известными купцами и на своих судах плавали в Турцию, Египет по торговым делам. Такая ситуация,  безусловно,  должна была способствовать и пополнению государственной казны (в которую по-ступали большие доходы и от пошлин, взимавшихся с купцов), а, следова-тельно, и экономическому развитию царства, расцвету его городов – Севастополиса, Питиунта, Анакопии и др.

Известно, что в освобождении  Абхазского царства от византийского подчинения большую помощь Леону II оказали хазары. Этому событию предшествовало то, что абхазские феодалы установили тесные политические отношения с хазарами, укрепив их династическим союзом (мать Леона II была дочерью хазарского кагана). Установление  поли-тического союза хазар с абхазами,  по всей вероятности, было обусловлено и экономическими интересами хазар, которых с Восточным Причерноморьем связывали перевальные пути, проходящие через Абхазию .  Так что  понятно и то, почему Леон II к концу своей жизни сделал Кутаис вторым, после Анакопии,  стольным городом  Абхазского царства   (Кутаис находился  в большей удаленности от границ Византийской империи и наикратчайшем пути в Хазарию).

О существовании между хазарами и абхазами торгово-экономических связей можно судить на основе керамического производства. По мнению М. М. Трапш,  абхазская поливная керамика такого типа, которая происходит из замка Баграта в Сухуме и известная на всем Востоке, в том числе на Кавказе и в Крыму, «своей зеленой поливой… больше тяготеет к северным керамическим производствам (Крым, Нижнее и Среднее Поволжье), чем к южным».

Как было указано, помощь Абхазии в освобождении  от византийского протектората  оказали хазары. Но, несмотря на выход Абхазии из подчинения Византии,  престиж императорской власти и авторитет патриарха был достаточно велик, чтобы оказывать, надо полагать, влияние на политику  абхазских царей в очень многих случаях.   Не давали  Абхазии серьезно оторваться от Византии и общие с империей сухопутные и морские границы (а на востоке Абхазскому царству противостояли сильные мусульманские государства). Поэтому на протяжении всей двухсотлетней истории Абхазского царства прослеживается сохранение преимущественно политической и культурной ориентации на Византию, а значит и приоритетное во внешней торговле направление, более предпочтительное для товарообмена.

Торгово-экономические  связи Абхазии в зрелое средневековье

Вплоть до XIII в. в торговле со странами Причерноморья сохранялась монополия Византийской империи.  В XI–XII вв., согласно источникам, между Константинополем и Абхазией были самые оживленные сообщения, а о размерах производившейся в это время торговли можно судить  хотя бы по тому, что «береговая полоса Абхазии кипит промышленной жизнью и целые флоты курсируют между двумя странами» . Основными предметами вывоза, как  и у  ряда других народов Северного Причерноморья и Кавказа,  были продукты животноводства, пчеловодства и охоты.

К числу основных продуктов экспорта из Абхазии на протяжении всего средневековья следует добавить рыбу различной заготовки.

В   Восточное Причерноморье в тот период  поступали, главным образом византийская поливная керамика и высококачественные шелковые ткани (например, в течение этих столетий из Византии на Русь импортировали в основном вина, шелка и предметы искусства, такие как иконы и ювелирные украшения, а также фрукты и изделия из стекла).

Археологические материалы дают основание полагать, что население Абхазии зрелого феодализма поддерживало реальные контакты с Крымским полуостровом. Об этом свидетельствует найденная на Херсонесском городище поливная керамика, имеющая большое сходство со случайно выявленными в Абхазии (замок Баграта) аналогичными  глиняными сосудами. Этот факт, по мнению археологов, указывает на то, что подобная, драгоценная для того времени, поливная керамика была завезена в Херсон из древнего Сухума .  Как установлено, в XI–XII вв. на херсонских  гончаров   значительное воздействие  оказывали  традиции ремесленных центров Закавказья. И поэтому, несмотря на то, что в районе Херсонеса зафиксировано много находок, в частности, и византийской поливной посуды , исследователи допускают, что часть изделий поливной керамики, изготовленной в древнем Сухуме, как сказано, могла быть завезена в Крым из Абхазии.

Таким образом, в XI – XII вв. в Крым поступала абхазская поливная посуда. В указанное время из Абхазии, надо полагать, вывозили и другие товары, о которых, к сожалению, ничего более не известно, как не известны и товары,  поступившие из Крыма в Абхазию. Можно лишь отметить, что в Абхазию привозили предметы украшения, принадлежности женского туалета. Например, жители Анакопии, согласно М.М. Трапш, использовали херсонесские бронзовые пуговицы сферической формы с ушками, которые датируются IX–XI вв. .

В 993 году одна из периферийных хроник дает указание на нападение руссов на пределы Абхазии. Очевидно это неизвестный поход тмутараканских руссов на западные пределы Абхазского царства, ближе к устью Кубани .

По другим  данным, древнерусские дружины под предводительством князя Мстислава Тмутараканского (прозванного Удалым),  в начале XI в. появились  на территории современной Гагры . Хотя это появление славян  на территории  современной Абхазии и на Кавказском побережье, вероятно, было связано с теми войнами, которые киевский князь вел с зихами (касогами) и аланами (осами) ,  было  неизбежно  установление каких-то связей с местным населением. Тем более,  что причерноморские касоги,  обитавшие в районе совр. Туапсе,   входили в Абхазское царство. Во всяком случае, создавая Тмутараканское княжество на пороге страны абхазов, киевский князь Святослав, судя по всему, учитывал реальные политические силы в окрестностях Тамани, где абхазы   занимали далеко не последнее место . Не без основания в научной литературе принято считать и то, что  в киевский период имели место оседание и ассимиляция в абхазо-адыгской среде представителей славянского этноса : абхазо-адыгское и славянское взаимодействие в этот период, определявшееся географической близостью, несомненно, имело место на многих плоскостях этнокультурного процесса, включая и коммерцию.

Судя по огромной территории распространения керамики крымско-кавказского производства, торговля между древними абхазо-адыгами и славянами была, вероятно, весьма интенсивной и осуществлялась по водным артериям, что было, очевидно, явлением вполне естественным в условиях развитых традиций мореходства как у абхазо–адыгов, так и у славян.

Некоторые сведения о контактах и путях сообщения абхазов с Киевской Русью содержатся в известиях 1153–1154 гг. русских летописей, где сказано: «обезы (абхазцы), нар. на Кавказе… из их страны едут в Киев по Черному морю и Днепру» .  Следовательно, мы с полным основанием можем говорить, что между иностранными гостями, торговавшими в Киеве в XII в., находились и абхазы.

В целом ряде исторически разновременных источников сохранились сведения о том, что абхазо-абазинский этнический элемент постоянно при-сутствовал и в районе устья Кубани с VIII в. вплоть до позднего средневековья . На основании косвенных сообщений некоторых письменных источников, есть  также основания полагать, что в самой Тамани абхазы имели высокий этносоциальный статус. Наиболее яркое свидетельство этому приводится арабским ученым XII в. ал-Идриси, который указывал, что в середине того же столетия в Тмутаракани правили абхазские князья Olou Abbas, известные своей силой и храбростью . Данное сообщение подтверждается акад. А. П. Новосельцевым, подчеркнувшим, что действительно, в середине XII в. в Тамани правила династия абхазского княжеского происхождения .

Наиболее значительным свидетельством, известным нам на сегодняш-ний день, экономических связей Абхазии с Древней Русью, является факт, содержащийся в памятнике русской письменности «Патерике Киево-Печерской лавры» (XIII – XV вв.) о том, что в период строительства великой Лаврской церкви (70-е годы XI в.) в Киев прибыли мастера греки и обезы , которые привезли мусию, материал для мозаики, которым и был украшен алтарь храма .

 

Этот вид искусства, неразрывно связанный с расцветом экономической и политической мощи Киевского государства, стоил настолько дорого, что в дальнейшем его уже не применяли в декорировке храмов.

В самой Абхазии, по указанию специалистов,  изготовление мозаик  имело  давнюю традицию и находилось на очень высоком уровне. Об этом свидетельствует, в частности,  мозаичная вымостка, выполненная в IV–V вв. в Пицундском храме, остатки стенной мозаики  из смальты разных цветов  V–VI вв. в районе Сухумской крепости, найденные  в 1959 г.,  а также мозаичными фрагментами из неточно датированного средневекового   храма у реки Беслетка (за средневековым мостом)  .

Имеются вместе с тем, серьезные основания полагать, что материал для мозаик изготавливался в самом Киеве, где в ходе археологических  раскопок обнаружены остатки мастерской по производству стекла и смальты для мозаик .  Эти данные, однако, не противоречат тому, что материал для мозаик завозили и из страны обезов по следующим причинам.  Для исполнения мозаичных работ  на месте подбирали необходимые камни. Если их не оказывалось на месте, или если необходимых камней недоставало, их завозили. В любом случае, анализ пицундской мозаики и остатков средневековой стенной мозаики в Сухумской крепости, дали основание искусствоведам заключить,  что на территории Абхазии имелся очаг мозаичного производства, как это было в определенных пунктах Европы,  Малой Азии и Северной Африки, и потому сообщение «Патерика» о привозе смальты в Киевскую Русь «из обезы» имеет под собой реальную почву .

Существование в рассматриваемое время мозаичного центра в Абхазии и вывоз смальты в Киевскую Русь, может предполагать, что материал для мозаик мог бы вывозиться из Абхазии и в другие страны. Трудно говорить относительно того, какие еще товары поступали в  Древнюю  Русь из Абхазии. По всей вероятности туда завозили древесину самшита. Так, в Новгороде  (а также  Смоленске и других древнерусских городах) были найдены самшитовые гребни X–XV вв., которые, как можно предполагать,  были сделаны новгородскими мастерами из самшита, привезенного купцами из побережья  Западного Кавказа – ближайшего к Новгороду  места, где призрастает  самшит.

Источники еще отмечают, что из Абхазии в древнерусские города  от-правлялись некоторые  лакомства и прежде всего грецкий орех . Об этом свидетельствуют находки  в  том же Новгороде  скорлупы  грецких орехов, обнаруженые   при раскопках в различных слоях различного времени. Наибольшее число этих  находок приходится на XII век, а начиная с 40-х годов XIII в. скорлупа  грецких  орехов встречается редко . Выясняется также, что в тот период из Северо-Западного Кавказа  в  Древнюю  Русь вывозили дорогое оружие, предназначенное для русской феодальной аристократии .

В период Абхазского царства и в последующие века продолжали развиваться  ее связи с населением Северного Кавказа.  Торгово-экономические отношения в тот период,  пишет З.В. Анчабадзе, « должны были связывать Абхазию и с соседними странами  Северного Кавказа, что подтверждается и существовавшими между ними интенсивными связями политического и культурного порядка» .   Например, тесные связи  Абхазия имела с родственными адыгами, о чем свидетельствуют многие источники .

В  X – XI вв.  политический и экономический  расцвет на Северном Кавказе переживала,  как известно, Алания,  которая   в Х веке признавалась самой  сильной  в Юго-Восточной Европе. Заметное воздействие на экономическое благосостояние населения Алании, надо полагать, оказывали именно тесные связи с Абхазским царством, Византией, а также функционирование в Западном Закавказье трассы Великого шелкового пути. Более того, по предположению В.А. Кузнецова «именно благодаря эффективности шелкового пути и постоянным связям с Абхазией, Лазикой и Византийской империей Западная Алания так заметно возвысилась в X – XII вв.» .

Археологические материалы  в то же время показывают,  что среди выявленных на территории Абхазии  периода зрелого  средневековья обломков поливной керамики,  преобладают  изделия восточно-грузинского и, возможно, армянского и персидского происхождения . Это говорит о том, что  в это время имело  место значительно большее, чем прежде, укрепление восточного направления торговых и культурных  связей Абхазии.

Впрочем, расширение восточных связей не означало угасания традиционной ориентации на  Византию. Находки на  территории византийских и западноевропейских монет также отражают сравнительно широкие экономические связи Абхазии со странами Запада.

В XII – XV вв. основным транзитным путем из Европы в страны Востока, Крыма и Кавказа служило Средиземное море. Эта посредническая торговля была сосредоточена в руках Венеции и Генуи. Так  продолжалось до открытия торгового пути в Индию.  При монголах, объединивших Ближний и Дальний Восток,  торговля Востока с Западом усилилась. В торговый оборот вовлекались все новые и новые страны. Монголам не удалось, однако, прочно завоевать Сирию и захватить в свои руки южные караванные пути. Поэтому главное значение приобрели северные транзитные пути, проходившие через Центральную и Среднюю Азию к Черному морю, чем и объяснялось оживление черноморской торговли .

Исходя из вышесказанного, было бы естественным предполагать, что в рассматриваемое время народы восточного берега Черного моря, в том числе и абхазы, поддерживали торговые связи не только с Византией но и рядом других государств Черного и Средиземного морей, и,  в частности, с Трапезундской империей, мамлюкским Египтом, Венецией и Генуей, а с конца XIII в.– Золотой Ордой.

До середины XIII в. среди западноевропейских стран ведущее место в черноморской торговле занимала Венеция. В 1261 г. она уступала первенство в международной торговле на Черном море Генуе.

По словам ученых–экономистов, генуэзцы, под покровительством греческих императоров, почти монополизировали торговлю Константинополя и Черного моря.

Принято считать, что уже с конца XIII в. между Абхазией и Генуей были налажены самые оживленные экономические взаимоотношения. В течение XV в. фактории генуэзцев из пунктов эпизодических сделок превращаются в центры регулярного торгового обмена.

Экономически «просвещенная» Генуя для присвоения людских и материальных ресурсов прибрежных областей Черноморья  фактически применяла принципы, которые – если опереться на современную терминологию – можно обозначить как полуколониальные. Создававшиеся на землях зихских правителей и абхазских владетелей ге-нуэзские сеттльменты и фактории не пользовались ни прочной экстерриториальностью в широком смысле этого понятия, ни реальной политической автономией.

Особенностью  генуэзской  колонизации   Причерноморья   было то, что она осуществлялась не государством, а различными объединениями граждан-предпринимателей, торговыми компаниями, патрицианскими семействами. Прослойка колонистов, оседавших на более или менее длительный срок в факториях, была не только подвижной, но и очень малочисленной (например, в Каффе в середине ХV в. на 70 тыс. жителей  насчитывалось только около тысячи генуэзцев) .  Колонисты не теряли связи с Генуей, в большинстве случаев сохраняли гражданство метрополии, редко привозили с собой семьи.

Росту торгового обмена генуэзцев с местным населением способствовало развитие ремесленного производства на местах. Ремесленные гильдии возглавлялись «министрами», назначавшимися властями метрополии. Процессы купли-продажи, оплаты труда, ценообразования строго регламентировались нотариусами. Особо оберегались «секреты» производства редких и ценных товаров, которым генуэзцы обучили местных ремесленников.

В. Гейд в своем труде «История торговли Востока в средние века» писал, что средневековые карты доказывают знание итальянцами до мельчайших подробностей побережья Кавказа и Колхиды, поскольку достаточно полно покрыты названиями местностей, рек, мысов и заливов. В качестве крупнейших поселений генуэзцев на черноморских берегах Кавказа В. Гейд выделяет только Каво ди Буксо – на берегу Бамборской бухты и Севастополис (совр. Сухум, который  французский историк Ж. Эер называет также Искурией или Исгау – Jskvria, Jsgaou) .

Помимо названных поселений на побережье Абхазии (в том числе на территории   обитания садзов в северо-западных районах исторической Абхазии) были основаны следующие фактории:  Абказия и Лаиацо (долина Лиашэ) ( располагавшиеся, по-видимому, в устьях рек  Мзымты и Псоу, судя по венецианским и генуэзским картам того времени), Какари (Гагра), Санта-София (Алахадзы), Пецонда (Пицунда), Никоффа (Анакопия), Каво зизибар (Адзюбжа) , Таманса (Тамыш) и др.

В административном отношении все генуэзские фактории на побережье Черного и Азовского морей, были подчинены главному постоянному центру генуэзцев в Причерноморье – городу Каффе (совр. Феодосия), а в 1280 г. было открыто особое учреждение под названием  «Управление Газарии» (Officium Gazariae), непосредственно ведавшее делами черноморских факторий Генуи.

Самой значительной генуэзской факторией Закавказья являлся, как сказано, совр. Сухум, которому генуэзцы возвратили его римское название (в слегка измененном виде) – Севастополис (Sevastopoli), откуда купцы извлекали большие доходы, а Генуя – значительные пошлины. 

Поскольку местные правители и купцы не были заинтересованы в кон-куренции, генуэзцам пришлось заключить особый договор с ними, чтобы основать свое поселение в Севастополисе. По согласованию опять же с  местной властью, в городе с XIV в. функционировала резиденция консула от Генуэзской республики . Консул жил в Сухумской крепости, где абхазскими археологами  был выявлен мощный культурный слой генуэзского времени (одноцветная  и многоцветная поливная посуда, светильники, стекло и т.д.).

В статусе черноморских факторий, принятом в Генуе в 1449 г., о правах севастопольского консула говорится следующее: «Постановляем и под-писываем, что консул в Севастополисе имеет право взимать со всех вещей и товаров генуэзских, привозимых в то место, один процент со всего товара за ввоз и столько же за вывоз и что он обязан иметь и держать на свой счет способного письмоводителя, переводчика и рассыльного» .

Важной генуэзской факторией на территории Абхазии являлась, несо-мненно, Каво де Буксо на Бамборском мысу, – «колония, основанная в целях создания удобного порта для торговли» лесом (преимущественно тисом и самшитом), «вывозившимся в Константинополь. По соседству с ним находилась Пицунда – порт, где останавливались генуэзские суда».

По сравнению с другими центрами коммерции на территории Абхазии, более изученной является фактория Таманса или Санто-Томассо, расположенная на западе  с. Тамыш . Фактория Санто-Томассо – это хорошо укрепленная с военной точки зрения сооружение, сам характер расположения которого – массивные стены, бойницы, наличие донжона показывают, что генуэзцы нуждались в хорошей защите, надежных фортификациях, поскольку их численность, несмотря на ее сезонные колебания, была в целом незначительна.

В генуэзской колониальной практике вообще, важным следует признать тот факт, что происходит переход от сегрегации местного населения к сотрудничеству с его верхушкой, в том числе, несомненно, и торгово-ремесленной, т.е. происходит стратификация по имущественному и социальному признаку .

Генуэзские фактории управлялись консулами или комендантом. В конце XIV в. поселениями, наряду с консулами управляли небольшие постоянные советы, состоявшие из представителей торговой аристократии латинского происхождения. В верхушечную прослойку итальянских факторий, наряду с генуэзцами входили и представители абхазской знати, экономически и политически связанные с генуэзским купечеством.

Местные торговцы и ремесленники контактировали с генуэзцами и ра-ботали по их заказам. Местные ремесленники специализировались на пер-вичной обработке сырья, особенно в кожевенном производстве и обработке древесины, а также на развитии – под влиянием этих  умелых  мореходов – столь сложного дела, как кораблестроение, изготовление такелажа. Кроме того, местные жители почти исключительно занимались сельским хозяйством, скотоводством и рыболовством. Они же являлись владельцами  небольших фрахтовых судов и лодок, осуществлявших перевозки грузов на короткие расстояния.

Опираясь на счетные книги (массарии) Каффы, С.П. Карпов устанавливает, что в Севастополисе в первой половине XIV в., генуэзские подданные в пользу Генуи платили коммеркии в размере 0,5 % от стоимости товаров, что в 1373 г. составил 60 сомм поступлении . Иными словами, в том году товарооборот севастопольской фактории составил 12 тыс. сомм , что было довольно крупной суммой: 2628 кг серебра . Однако, учитывая, что генуэзцы вели торговые операции и в других факториях Абхазии, то ежегодный объем торговли между генуэзцами и абхазами, очевидно, во много раз превышал сумму в 12 тыс. сомм. Причем, при анализе товарооборота, нельзя не учесть наиболее существенный момент: пошлины, собираемые в Севастополисе, не включали специального налога на работорговлю, который взыскивался представителями каффинской Оффиции св. Антония. Это крайне важно, так как именно работорговля была одной из основных сфер генуэзского предпринимательства в Восточном Причерноморье.

В XV в. торговые пошлины в Сухуме повысились до 1 % от стоимости как ввозимых, так и вывозимых из города генуэзских товаров. При этом, неизвестно, какую пошлину платили генуэзцы местным властям в Сухуме. Однако, исходя из того, что размер пошлины на экспортные и импортные товары в VI – XVIII вв. составляла 2 % от их стоимости , то это же правило, очевидно, распространялось и на генуэзцев.

В XV в. торговые пошлины в Сухуме повысились до 1 % от стоимости как ввозимых, так и вывозимых из города генуэзских товаров. При этом, неизвестно, какую пошлину платили генуэзцы местным властям в Сухуме. Однако, исходя из того, что размер пошлины на экспортные и импортные товары в VI – XVIII вв. составляла 2 % от их стоимости , то это же правило, очевидно, распространялось и на генуэзцев.

В силу нестабильной политической обстановки (в том числе морского разбоя, захватов купеческих судов и др.) генуэзские фактории в XIV – XV вв. укреплялись, как сказано выше, оборонительными башнями и вооружались пушками. Тем не менее, генуэзцы, в лице консула в Севастополисе, заключали, надо полагать,  мирные договоры и с окрестными абхазскими князьями, а также субсидировали определенные денежные суммы от Генуи для общей защиты, как это имело место на Таманском полуострове.

В числе    товаров,  ввозившихся генуэзцами в Восточное Причерноморье,   также были  шелк, хлопок-сырец, ковры,  изделия из железа, колокола, соль, специи (имбирь, шафран, горчица), благовония (ладан, амбра), рыба, рис, в меньшей мере – вино и растительное масло; сушеные фрукты; украшения (в том числе,  кораллы), мыло, канаты, особые сорта мехов, драгоценные металлы,  например, серебро (либо в слитках, либо как чеканная монета),  дорогая венецианская стеклянная посуда (при этом, в торговле целым рядом товаров – квасцами, кораллами и др. –  генуэзские купцы  являлись монополистами общеевропейского масштаба).  Вся эта продукция доставлялась преимущественно морем в портовые фактории, оседала на складах и оттуда по мере необходимости расходилась по побережью и в глубь Кавказа. Основными покупателями предметов роскоши,  ковров, дорогих французских и ломбардских тканей, популярных на Кавказе сабельных клинков с инкрустацией или гравировкой, дорогого оружия являлась  местная знать.

Из абхазских портов в Геную и другие города  Средиземноморья и Причерноморья вывозились скупавшиеся у местного населения кожи, меха, в том числе необработанные звериные шкуры, овцы, хлопчатник, мед, воск, смола, полезные ископаемые (серебро и др.).  Необычайно большой размах приобрел вывоз воска, потребность в котором определялась развитием в Италии  свечного и бумажного производств.

В XIII – XV вв. одним из важнейших предметов вывоза  стала  драго-ценная древесина, на которую, впрочем,  в Средиземноморье был всегда  большой спрос  (например, из самшита изготовлялись арбалеты).  Вывозу леса способствовали и географические условия – быстрые абхазские реки облегчали сплав леса к морскому берегу. Обладание же источниками древесины и торговля ею,  несомненно,  играли важную роль в экономической жизни коренного населения. Очевидно также, что рубка и транспортировка леса требовали большой затраты рабочей силы и определенной организации.  И вообще  же  генуэзцы  часто называли Абхазию «берегом ценного леса».

Выше отмечалось, что Западное Закавказье в XIII в. поддерживало торговые связи с Египтом мамлюков и Золотой Ордой. Для египетских султанов Причерноморье являлось главным источником  пополнения своей армии, поэтому мамлюки были весьма заинтересованы в связях как с Восточным, так и Северным Причерноморьем, входившим в состав Золотой Орды. Один из путей, который через Византию связывал Египет с Золотой Ордой проходил вдоль Южного и Восточного в Северное Причерноморье. С этого времени, т. е. середины XIII в., надо полагать, и устанавливаются экономические связи Абхазии с Золотой Ордой.  Эти связи  осуществлялись, как установлено, через Клухорский перевальный путь, который  продолжал функционировать и в период зрелого феодализма, играя важную роль в абхазской экономике и культуре .

Так, проведенное А. Масловским исследование керамики крупного го-родского центра Золотой Орды – Таны (Азака), близ устья Дона, показало, что среди ее керамической тары выделяются амфоры 4-х  производственных центров.   Это: 1) тарная керамика группы «Трапезунд»; 2) группы «Триллия»; 3) группы клейма SSS; 4) светло-глиняные амфоры с воронковидным горлом .

Нетрудно догадаться, что надписи – клейма SSS, которые имеются на  амфорах  третьей группы,  представленных в Тане, – это сокращенное название города Севастополиса (Сухума), хотя цитируемый автор, не называя конкретного пункта производства амфор с клеймами SSS,  локализирует ее на территории Абхазии.

Уже отмечалось, что еще с середины XIII в. в торговле на Черном море венецианцы уступили первенство генуэзцам. Тем не менее венецианские купцы, судя по источникам, довольно часто заходили в черноморские порты,  и в том числе поддерживали торговые связи с Севастополисом (Сухумом). Прямое указание на это мы находим, например, в счетной книге венецианского торговца Дж. Бадоэра от 20 августа 1447 г., где говорится о доставке в Константинополь из Севастополиса в специальном сосуде трех брусков воска весом в три кантара (157 кг) за 23 и одну четверть перпера. В той же счетной книге от 23 августа того же года вновь идет речь о новом вывозе из Севастополиса 2 брусков весом больше одного кантара. В Константинополе  воск,  привезенный из Сухума вскоре был перегружен на другое судно и от-правлен в Италию.

Значительную роль в предпринимательской деятельности генуэзского купечества  играла торговля людьми. Более того, в XIII—XIV вв. черноморская торговля рабами, находившаяся в руках европейских, армянских и греческих купцов, которым золотоордынские ханы оказывали покровительство, достигла большого расцвета. В то время как в метрополии итальянские гуманисты воспевали достоинства и доблести человека, в колониях их соотечественники беззастенчиво торговали людьми. Торговлей рабами  занимался  почти каждый итальянский колонист на Кавказе; например, рабов продавали нотариусы, торговцы, пекари, портные, мясники и т. д. .

Рабов захватывали во время набегов татарские и кавказские феодалы и продавали купцам, которые экспортировали  их  на невольничьи рынки Востока.  Высокие цены на рабов нередко подвигали и самих итальянцев на рискованные операции по захвату пленников.  Людей похищали корсары и пираты в приморских городах, в рабов превращали случайных пассажиров судовладельцы.   

В сущности почти каждый владелец итальянского корабля, который шел от берегов Кавказа с грузом, например, строевого леса, или купец стремился увеличить свои барыши за счет продажи нескольких невольников, задешево купленных прямо на местах, причем они  не были профессиональными работорговцами.

При этом следует особо подчеркнуть, что Севастополис  был «особен-но привлекателен для генуэзцев» не только тем, что «торговые суда здесь могли перезимовать у причала» , но, прежде всего, надо полагать, тем, что он (равно как и Тана) лежал ближе всего к основным источникам работорговли.  Именно отсюда генуэзцы и венецианцы не раз отправлялись в земли  Золотой Орды или мелких феодальных князьков Западного Кавказа для приобретения рабов.

В   работорговлю, получившую большое распространение,  оказались вовлеченными и верховная знать Абхазии, и средние слои населения. Правители Абхазии все чаще  становятся  не способными конкурировать с генуэзскими купцами и усиливающимися мегрельскими феодалами, преуспевавшими в экономическом закабалении Абхазии. Работорговля давала местным князьям больше дохода, чем продажа ценной древесины, в первую очередь, самшита, меда, пушнины, свинца .

Некоторые исследователи считают, что именно против генуэзской работорговли были направлены имевшие место нападения абхазов на генуэзские кварталы Севастополиса, как это произошло в 1455 году, когда город был подвергнут основательному разорению.

Подводя некоторые итоги значения двухвекового генуэзского присут-ствия на Северо-Западном Кавказе,  в частности в Абхазии, можно в целом  отметить, что важным результатом предпринимательской деятельности итальянского купечества  стало  включение Восточного Причерноморья, в том числе и Абхазии, в общую средиземноморскую систему торговых связей, более широкое вовлечение абхазского торгово-предпринимательского населения,  перенявшего коммерческий опыт генуэзцев,  в совместные с итальянцами коммерческие предприятия.

Существование торговых поселений устраивало местную племенную знать, которая получает от сотрудничества с генуэзцами значительную выгоду, активно участвуя в торговле рабами.

В целом же исследователи отмечают, что в XIV – XV вв. экономическое положение Абхазии существенно отличалось от экономического состояния некоторых других государств. Так, в соседней Грузии в конце XIV и начале XV вв. экономика «пришла в катаст-рофический упадок», в результате чего, например, «морской импорт по стоимости значительно превысил экспорт» . Экономический упадок Грузии был связан с опустошительными нашествиями среднеазиатского эмира Тамерлана. «Когда Восточная Грузия и часть Западной Грузии лежали в развалинах,  писал М.О. Скрипиль,  Абхазия избежала прямых последствий нашествия Тамерлана. Сохранилось ее население. Не была разрушена ее экономика».

29 мая 1453 г. турки захватили Константинополь: Византийская империя была уничтожена, после чего османы установили свой полный контроль в Черноморском бассейне .

Нестабильная международная ситуация, нарастание экономических трудностей, вызванные османскими завоеваниями, привела к тому, что Абхазия оказалась оторванной от западноевропейского культурного мира и от главных экономических рынков. С этого времени прекращает свое функционирование и торговый путь, проходивший через территорию Абхазии и Закавказья из Европы в Азию.

Торгово-экономические  связи  Абхазии в XVI – XVIII вв.

К концу XV в. на территориях бывшей Византийской империи, Малой Азии и балканских стран Сербии и Болгарии возникла обширная мусульманская Османская империя, названная Высокой Портой. Во второй половине XVI в. Османская феодальная империя раскинулась на трех материках: от Будапешта и Северной Таврии до северного побережья Африки, от Багдада и Тебриза до границ Марокко. Мраморное и Черное моря стали внутренними бассейнами Османской империи.

Обращаясь к Абхазии, нужно сказать, что ее контакты с султанской Турцией начинаются с конца XV в.  С XVI в.  они принимают   характер глубокого и всестороннего взаимодействия.

В Абхазии появляются  османские гарнизоны, султанские наместники, оборотистые купцы, захватившие в свои руки морские торговые пути . Словом, с распространением почти на все страны и народы Черноморского бассейна господства Османской империи, торговля в этом регионе могла осуществляться лишь с разре-шения турецких властей.

В конце XVI в. только французским, английским, а с  начала XVII в. и голландским купцам была разрешена торговля во всех принадлежащих Турции портах, в том числе и на абхазском побережье.

Для усиления своего влияния на Северо-Западном Кавказе, турецкие власти,  помимо военной и религиозной, особо важное значение придавали проведению  и торговой политики.

Письменные источники позднего средневековья дают нам очень важные сведения о ряде предметов вывоза из Абхазии, не зафиксированные в более ранних документах. Весьма ценные в этом отношении данные приводятся в источнике XVI в. «Уставе Сулеймана I для Кафской ливы» . В этом документе Абхазия упомянута, в частности, в связи с импортом риса. В «Уставе...» говорится: «Если прибудет рис из Сохума… и если (те, кто привез его) захотят узнать у кади о твердой цене, чтобы продать его самим, взимать 50 или 100 ахче   по усмотрению; если (рис) в мешках взимать по ахча с мешка» . В связи с приведенным сообщением, можно предполагать, что культура риса являлась предметом вывоза из страны и в зрелое и ранее средневековье, например, в период Абхазского царства.

Имеющиеся в нашем распоряжении некоторые данные подтверждают, что абхазы, наряду с выращиванием просо, чумизы и пшеницы в зрелое и  позднее  средневековье  занимались  и  выращиванием риса (по абх. абрындж). Так, по сообщениям старожил сс. Кутол и Тамыш, они помнят, что абхазы – жители названных сел, в прошлом выращивали рис, и, что «рису требовалось много воды». По другим данным в с. Гуп имеется ме-стность под названием «Абрынджлацарта» – «место выращивания риса». Нужно вспомнить и то, что еще в первой половине XIX в. в крестьянских семьях для детей готовили специальную молочную рисовую кашу, называемую «асатлач».

На основе вышеизложенного можно считать установленным, что куль-тура риса, начиная по крайней мере, с эпохи Абхазского царства, являлась одной из экспортных продукций абхазов.

Относительно абхазского шелка  там же говорится: «Если прибудет шелк-сырец из Сохума… то … взимать по 50 ахче с каждой тысячи». За провоз каждого раба  через каффскую таможню турецкая администрация установила налог. Об этом в «Уставе»  сказано: «Точно так же за раба, прибывшего из Сохума, взимается налог в 210 ахча, и взимается также в момент его продажи с покупателя, из этих сумм и составляется полный налог 34 ахча, из которых 20 ахче идут в казну, а десять получают посредники… Словом, по какой бы цене не продавался раб, взимать шесть ахче с покупателя и шесть ахче с продавца  – восемь аспров идут в казну…» .

В XVII в. экономические связи с Северо-Западным Кавказом имелись у Польши.  В источниках нет прямых указаний о существовании торговых отношений между Абхазией и Польшей, однако о  их наличии  можно предполагать не только на основании того, что торговые отношения в то время у Польши имелись с адыгами и грузинами , но и по находкам на территории Абхазии определенного количества польских денег.

Торговля между Кавказом и Польшей велась по трем дорогам. Важнейшей, так называемой молдавской, была  из Львова через Молдавию к Черноморским портам. Оттуда турецкими кораблями товары перевозили в порты восточного побережья Черного моря. Второй путь, так называемый крымский, вел из Киева и через земли, населенные черкесами. Третий путь, самый длинный,  использовался редко, только в периоды польско-турецко-татарских войн. Он вел через Москву, Астрахань и Каспийское море к портам Восточного Кавказа.

В XVII в. в Польшу привозили восточные товары, главным образом, с территории тогдашней Турции, но в то же время значительное количество этих товаров импортировалось с более отдаленных территорий, из Персии и Северо-Западного Кавказа.

Главным предметом польского экспорта на Кавказ был в XVII в. янтарь, вывозимый в необработанном виде, и различные янтарные изделия. Из сохранившихся весьма немногочисленных купеческих счетов следует, что стоимость вывозимого янтаря и янтарных изделий доходила иногда до очень высоких сумм, и, что этого рода вывоз приносил армянским купцам, посредничавшим в таких сделках, высокую прибыль. Иногда также через польские земли транзитом на Кавказ вывозили дорогие западноевропейские сукна, тонкие полотна, огнестрельное оружие, металлические изделия и т.д.

В позднесредневековый период, среди вывозившихся из Абхазии товаров, по свидетельству источника, особенно ценились охотничьи птицы . По данным Кирзиоглу, в одном приказе, посланном турецким султаном на имя крымского хана, говорилось: Достойный хан сообщил о желании послать судно в Сухумский край для закупки соколов, беркутов и горностаев . По словам итальянского путешественника XVII в. Жана де Лукки, у абхазов «встречается несметное количество кобчиков и соколов, которых они выучивают в восемь дней. Константинополь, Персия и Грузия здесь снабжаются ими…» . Согласно некоторым источникам, абхазские ловчие птицы в тот период попадали даже к берегам далекого Инда. Об этом может говорить факт, сообщаемый видным советским специалистом афганской филологии, почетным членом Афганской Академии Н. Дворенковым. «Изучая творчество афганского поэта-классика Хушхаль хана Хаттака (1613–1689 гг.),  писал Н. Дворенков,  я столкнулся с фактом, мимо которого не мог пройти равнодушно. Выдающийся поэт середины XVII века Хушхаль был вождем племени хаттаков, селившихся по реке Инд. Он вошел в афганскую историю не только как поэт, но и как замечательный полководец и патриот, успешно боровшийся против империи Великих моголов и мечом, и пером. В перерывах между сражениями с императором Ауренгзебом, Хушхаль увлекался соколиной охотой – в ту эпоху своеобразным «военно-прикладным» видом спорта. Соколиной охоте он посвятил свой труд «Баз-нама», который является, как бы наставлением по этому виду спорта в стихах. В 25-й главе произведения, повествующей о разновидностях ловчей птицы, Хушхаль воспевает замечательные охотничьи свойства абхазского сокола (или коршуна) – «абхаз шахин» .  Вероятно, хорошо обученные в Абхазии соколы через Грузию и Иран доходили до берегов Инда.

Более значительных размеров, по сравнению со всеми предшествующими веками, в XVI – XVIII вв. достигла,  согласно источникам,   торговля пленными.

К основным причинам увеличения торговли пленными из Абхазии следует отнести длительные абхазо-мегрельские феодальные войны, дававшие дополнительный стимул к работорговле.

Увеличение числа пленных в это время, несомненно, было связано с тем, что с начала 80-х гг. XVII в. абхазским правителям Чачба (Шервашидзе)  удается возвратить ранее захваченные мегрельскими владетелями Дадиани юго-восточные территории страны, вплоть до р. Ингур.

Что касается представительниц женского пола, попадавших в  страны Передней Азии и Ближнего Востока, то отправиться с формальной точки зрения в качестве рабыни в Турцию или Египет почти автоматически означало выгодно выйти замуж, что подтверждается многочисленными отчетами и свидетельствами современников. Купцы, занимавшиеся отправкой юных особ во влиятельные и богатые семьи Стамбула, Анатолии и Египта, выступали, по сути, в роли брачных агентов. К ним же впоследствии обращались бывшие невольницы с тем, чтобы они помогли им связаться со своими родственниками на родине, привезти к ним на воспитание или на побывку младших сестер и братьев. Сами  они  свобод-но бывали на родине, о чем есть документальные отчеты не только первой половины XIX века,  но даже  XV века.

Таким образом, в позднесредневековой Абхазии значительных размеров достигла вывозная торговля рабами и наемниками, мужская часть которых использовалась, главным образом, для усиления османской армии. В то же время, документально мало  что известно об обратном ввозе рабов в Абхазию, что также возможно, могло иметь место, как это происходило в колониях европейских держав. Надо полагать, что ведущее место сельского хозяйства в экономике Абхазии и вообще большой роли продукции сельскохозяйственного производства в экспорте, прежде всего, в Османскую империю делало необходимым привлечение дополнительной рабочей силы, в чем, очевидно, были заинтересованы и турецкие власти .

В  этой связи,  особого внимания заслуживают   сообщения некоторых письменных источников о том, что в Абхазии «было много арабов (очевидно негров), вышедших из Египта, которых турки переправили в Абхазию» . Потомки негров встречаются  или встречались до недавнего времени   в  сс.  Аацы,  Ачандара,    Адзюбжа,  Кындыг, Тамыш,  Река, Елыр, Тхина и др.  По свидетельствам русских бытоописателей середины XIX в.,  негры были привезены в Абхазию не раньше чем  появились  на Черноморском берегу Кавказа турки, у которых всегда бывало много рабов из африканцев, доставлявшихся из турецких африканских владений .

Согласно  историко-этнографическим материалам, приводимым Д. Дасания,  несколько сотен чернокожих рабов было закуплено и ввезено в Абхазию в  ХVΙΙ в.   князьями Чачба (Шервашидзе)  для работ на плантациях цитрусовых.

О масштабах внешней торговли и ее организации на побережье Абхазии в позднее средневековье наиболее ценные сведения приводятся   Ж. Шарденом.  По его описанию, рыночная площадь в Исгауре, находи-лась в ста шагах от морского берега. Она была длиною в двести пятьдесят шагов и шириною в пятьдесят. Посреди площади проходила улица, по обеим сторонам которой располагались двести маленьких плетеных хижин - апацх, служивших «гостиницами» и строившихся по мере прихода купцов.

Наряду с Исгуаром значительную роль в береговой торговле абхазов играли рынки в Сухуме и на Бамборском мысу в Гудауте. Монах Жан де Лукка писал, что абхазы «обладают очень хорошей гаванью. Сюда ежегодно приходят суда из страны лазов, Трапезунта, Константинополя и Кафы и иногда зимуют здесь. Эта гавань называется Эски – Сумуни (Eschisummuni – «Старый Сухум»)».

Абхазские порты турки использовали прежде всего в целях работорговли.   Многие из абхазских (в том числе, садзских) феодалов имели уже родственные связи с турками.

Если рынки в Исгауре и Сухуме специализировались главным образом на работорговле, то Бамборский рынок – «Cavo de Buxo», – «Самшитовый карьер»,  специализировался в основном на продаже этой древесины. Другим, не менее значимым центром вывоза самшита с территории Абхазии, была, надо полагать, Очамчира, на что помимо прочего, указывает этимология топонима, происходящая от турецкого «Чамчир», что означает «пальма, самшит» (по-абх. ашыц).

Помимо названных наиболее значительных береговых рынков, определенное значение имели и другие пункты международной торговли абхазского побережья – Гагра, Пицунда, Анакопия, Тамыш,  Бедиа, Мыку (Моква),  Гудаа (Гудава),  Анаклиа (близ устья р. Ингур),  которые находились под наблюдением со стороны жителей окрестных селений, рапространявшими весть о прибытии купца вглубь страны, вызывая на побережье всех имеющих потребность в обмене.

Путешественники и купцы XVII в.,  посещавшие Абхазию (Ламберти, Шарден,  Лукка,  Челеби) отмечали, что в рассматриваемый период основной формой торговых отношений абхазов был простой товарообмен. Так, описывая торговлю Юго-Восточной Абхазии этого времени,  итальянский миссионер Арк. Ламберти писал: «При торговле  сперва  устанавливают цену согласно стоимости различным образом.  Если товар очень ценный, как, например, дома…земли, серебро, драгоценная ткань, персидские лошади, то устанавливают их цену соответствующим числом быков, или коров, или лошадей, или же невольников. Если же товар средней ценности, напр., корова, бык, дамасская ткань или армезин, обыкновенная лошадь, то оценивают их железом, медью, котлами, крашеным холстом и другими подобными товарами. Если же товар совсем низкой ценности, например, курица, каплун или яйцо, тогда оценивают их иголками, солью, ножами и ладаном».

О наличии денежного обращения на территории Абхазии в XVII – XVIII вв. свидетельствуют материалы, приводимые  в   статье  М.К. Хотелашвили – Инал-Ипа «Клад золотых турецких монет из Сухумской крепости» .  В  районе  Сухумской крепости во время археологических работ в 1983 г., на глубине 75 см были обнаружены лежавшие стопкой 14 золотых монет Османской империи. Все монеты относятся к периоду конца  ХVΙΙΙ в.   и начала ХΙХ в.  Большой коллекцией и кладом турецких мелких монет – ахче, обладает Абхазский государственный музей.  Этот клад  был выявлен в  Илорском храме.  Клад, привезенный в 1930-х  гг. директором музея И. И. Адзинба, содержал 32 монеты ахче.  Немало  турецких монет находили в Анакопийской цитадели у Нового Афона, а также  в районе Скурчинского причала. Причем,  на Скурче  находили  не только турецкие, но и европейские монеты. Эти материалы, пишет М. К. Хотелашвили –Инал-ипа, дают некоторое представление о денежном обращении и характере торговли в ХVΙΙ–ХΙХ веках.

В источниках есть некоторые сведения о численности торгующих и по-купающих на абхазских прибрежных рынках, хотя, цифры эти, не исключено – несколько преувеличенные. Так, согласно итальянскому автору первой половины XVII в. Джузеппе Миланскому, в одной только ярмарке у Илорского храма собиралось до 20 тыс. чел..

Вместе с тем, ярмарочная торговля осуществлялась  не только у Илорского,  но и у других пользовавшихся широкой известностью храмах (Мыку, Дранда, Пицунда),  которые имели в составе своих владений, как видно на примере  Илора, рыночные места, что  свидетельствует  о  богатстве  крупных монастырей, лидировавших  во внутренней торговле.

Эти данные также могут свидетельствовать о своеобразной концентра-ции в руках монастырей производства и торговых функций. При этом в средневековой Абхазии ярмарки являлись, надо полагать, одним из мест совершения крупных торговых операций.

Прямым показателем степени развития торговли в рассматриваемый период может служить и периодичность ярмарок. Обычно наиболее крупная торговля организовывалась один раз в неделю. Об этом сообщает автор второй половины XVIII в.,   академик  И. Гюльденштедт, по словам которого в Исгауре – Искурии – Скурче, большие ярмарки («великие съезды») бывали еженедельно . Торговля на ярмарках осуществлялась, вероятно, не только оптом, но и в розницу, куда, несомненно, поступали и импортные предметы.

Западноевропейские купцы  подробно останавливаются на абхазском меде, отмечая его исключительные качества, Например,   Ж. Шарден  пишет, что  «мед  бывает двух сортов: желто-красный и белый, белого имеется в меньшем количестве, чем другого сорта, но он гораздо лучше и слаще – рафинированный сахар не может быть слаще: это продукт очень тонкого вкуса, он тверд на зубах.

Кроме домашнего меда, есть мед дикий, который находится в дуплах и щелях деревьев, он имеется в большом изобилии. Суда из Каффы везут его в Татарию, где из него и зерна приготовляют очень крепкий напиток…» .

Евл. Челеби, чуть ранее (1641 г.) к экспортным товарам абхазов причислял грецкие орехи, фундук и масло.

Выше было сказано, что в позднесредневековый период имели место запреты турецких властей  на въезд купцов Западной Европы из Константинополя в сторону Северо-Западного Кавказа. Запреты особенно усилились с XVIII в., когда Турции стала угрожать Россия. Это обстоятельство в значительной степени подрывало торговлю абхазов. Тем не менее, имеющиеся источники свидетельствуют: и в период общего спада торговых связей абхазов, отдельные территориальные общины продолжали активно заниматься торговлей, что, очевидно, отражало их личную активность и инициативу.

Следует отметить  и то, что на территории проживания населения абхазского этнического корня (садзов и абазин) в северо-западном направлении ,  располагался один из наиболее крупных портов Западного Кавказа – Абаза (Abbasa). Итальянский путешественник  Д' Асколи,  говоря о торговле в этом порту, писал, что купцы получают здесь такую прибыль, что затративший 100 реалов получает 300 .

Словом, в рассматриваемое время абхазы и их этнические единицы, продолжали находиться с внешним миром в достаточно активных экономических связях. Внешнеэкономические связи,  приносившие им значительную прибыль, давали, надо полагать, дополнительный стимул к освобождению Юго-Восточной Абхазии из-под власти мегрельских феодалов и утверждению в 80-х гг. того же XVII в. этнополитической границы между абхазами и мегрелами по реке Ингур.

В XVIII в., по сравнению с предшествующими периодами,  значительно увеличился экспорт продукции пчеловодства (данная отрасль сельского хозяйства абхазов, не являясь основной, всегда представляла собой очень выгодное для экономики страны занятие).  В это время, по словам Пейсонеля, из Абхазии «вывозилось громадное количество воску», причем только в Тамани сбывалось около 500 центнеров «дешевого меду из Абазы» . По словам С. Броневского, абхазский мед идет в продажу «в знатном количестве» . В данной  связи обращает на себя внимание и сообщение в «Энциклопедии» Дидро и д ' Аламбера о том, что в XVIII веке «Европа не производит достаточного количества потребного ей воска»  (что было особо необходимо для изготовления восковых свечей при отправлении религиозных обрядов).

Таким образом, подводя итоги внешнеэкономическим связям Абхазии в XVI – XVIII вв. необходимо констатировать следующее. После превращения Черного моря в закрытое «турецкое озеро», товары из западных стран попадали в Абхазию через Турцию.

Это привело к их значительному удорожанию. Турецкие же купцы, пользуясь своим монопольным положением, еще более поднимали цены на свои товары, а за местную продукцию платили максимально низкую цену. Прибыль, получаемая ими, определялась   в   300  –400 % .    В    таких    условиях    заморские   товары   в XVI – XIII вв. обходились значительно дороже, чем в XII – XV вв., а экспорт давал намного меньше дохода. Поэтому дефицит, существовавший в торговле уже в XV в. возрос еще больше,  параллельно с этим возрастает и торговля невольниками.

В то же время береговая торговля в значительной степени способствовала  укреплению экономической мощи и усилению политического авторитета владетелей Абхазии – князей Чачба (Шервашидзе).  А. В. Фадеев констатировал, что развитие берегового обмена сближало интересы абхазских феодалов и иностранных купцов, и, что местные правители привыкли рассматривать береговую торговлю, как источник добавочных доходов . Видимо, не случайно, что в их руках с течением времени оказались почти все пункты береговой торговли в Келасуре, Тамыше, Очамчыре, Гудаа и других удобных местах.

Торговля и обмен в   Абхазии в XIX в.

Первые описания торговли Абхазии и «единственного абхазского города» Сухума еще за несколько лет до занятия его русскими мы находим у лейтенанта Скирневского в 1807 г. .  Говоря об экономическом состоянии Сухума того периода, Скирневский писал, что торговля производилась при помощи небольших турецких судов, а предметами ввоза являлись: соль, железо, овечья шерсть,   предметами вывоза – лес, ячмень, кукуруза.

Но в силу незначительного уровня специализации районов Абхазии, отсутствия хорошей транспортной сети, связи между населенными пунктами страны были ограничены и нерегулярны, а посему объем внутренней розничной торговли – купли-продажи – не мог быть большим. Не нужно забывать и о том, что в XIX в. среди абхазов сильно было распространено мнение о том, что сбывать продукты своего хозяйства, как например, сыр, фрукты и пр. и вообще заниматься торговлей не этично.

Негативное отношение абхазов  к торговле, начавшееся с середины XVI в., больше было связано с тем, что считалось стыдно  торговать определенными продуктами своих хозяйств, а также стоять за прилавком. В то же время абхазы, особенно представители высшего сословия,  на береговых пунктах торговли с удовольствием занимались в первую очередь работорговлей, продажей и обменом пушнины, меда, воска, заготовкой для иностранных купцов ценной древесины и пр.

Таким образом, в рассматриваемое время в Абхазии, и в частности, Сухуме продолжала развиваться внешняя торговля с Турцией.

Так, согласно «Докладной записке чиновника министерства иностранных дел Р. Де Скасси о Сухум-кале и возможности торговли с Абхазией»  за 1820 г., в Сухуме в XVIII в. «было более 400 домов в крепости и слободе, и велась довольно оживленная торговля с Требизондом и Кон-стантинополем…» . Аналогичные сведения о торговле в Сухуме до присоединения к России приводятся в 30-х гг. XIX в. Ф.Ф. Торнау, Дюбуа де Монпере и  генералом Н.Н. Раевским.

Особо нужно обратить внимание на точку зрения А. В. Фадеева: «К концу XVIII в. значение Сухума для береговой торговли возрастает, в связи с тем, что он стал резиденцией абхазских владетелей, его население увеличилось до 6000 чел., базар расширился и город принял довольно благоустроенный вид. Временами Сухум назывался у турок вторым Истамбулом».

Известно, например, что в письме о своем намерении принять русское подданство Келешбей в качестве условия  предусматривал сохранение за ним права работорговли. Более того, выполнение своих будущих обязательств перед Россией владетель ставил в прямую зависимость от  этого.

С другой стороны и сама Россия уже со второй половины XVIII в. проявляет к Абхазии пристальный интерес, учитывая прежде всего то, что  с приобретением  Абхазии, под  ее власть   попадут, как писали царские генералы, «лучшие приморские места Черного моря, богатые корабельным лесом», что «восстановится безвозбранное сообщение с Крымом и что, наконец, мы будем иметь в своей власти две крепости, Анакру и Сухум-кале» .

Кроме того, русские дипломатические круги, говоря о способах завоевания Абхазии и ослабления  на нее и, вообще, на  народы Северо-Западного Кавказа турецкого влияния, считали необходимым, как мы уже отмечали, проведение по отношению к ним, той же политики – торговой, которую вела Турция по отношению к Абхазии.

Таким образом, российские  военно-политические интересы в Абхазии заключались в том, чтобы не допустить связей Турции с Северным Кавказом. И это она совершала на фоне активной борьбы с процветавшей в Причерноморье работорговлей (к тому же царизм признавал за Абхазией независимое владетельское княжество). Последнее (т.е. борьба с работорговлей) располагало к империи местное население, так как работорговля наносила нации величайшее из бед.

В первой половине XIX в. основная торговля абхазов по-прежнему происходила «на устье южного рукава реки Кодор» (Скурча), куда «приставали большие турецкие лодки». Здесь абхазы обменивали кукурузу, самшит (и другую древесину), мед, воск на железо, соль, оружие, порох, шелковые и хлопчатобумажные ткани, сафьян разных цветов  (соль и железо как самые необходимые предметы абхазы получали из Турции до 1827 года).

В числе вывозимых из Абхазии товаров, «составляющих народную промышленность», С. Броневский в начале XIX в. называет бурки и толстое сукно местного изготовления, домотканое льняное полотно.

С 1820-х годов центром внутренней и внешней торговли абхазов постепенно становится Сухум-кале,  где  проходили еженедельные базары.

Главным пунктом торговли Бзыбской Абхазии являлся Бамборский базар. Каждодневно этот базар «наполняют толпы абхазов: они прохаживаются дружно из лавки в лавку,… торгуют яйцами, сыром и своим тарелочным медом».

Вообще  же  по сведениям русского офицера С. Сафонова,  побывавшего в Бамборе в 1836 г., «здесь видно более торговой деятельности и разного рода промышленности, нежели в других местах этого берега» . А английский журналист и разведчик Эдмунд Спенсер, тогда же после посещения, называет  Бамбору  «городом».  Спенсер писал о существовании в Бамборе «нескольких базаров, кишащих азиатскими торговцами, наполненных грубыми русскими мануфактурами…». Все абхазы, с которыми он встречался, были вооружены кинжалами, ружьями и шашками. Многие из этих оружий – «европейского производства».

В 1833 г. Дюбуа де Монпере сообщал о стоявшем в Бамборе, на рейде, генуэзском судне, которое получило разрешение у местного владетеля нагрузить здесь свое судно самшитом; это по-прежнему, пишет Дюбуа, один из главных предметов торговли в Абхазии.

Один из основных источников доходов абхазских феодалов в XVIII – в первой половине XIX в. составляло рыболовство и промысел дельфинов. По свидетельству французского путешественника первой четверти XIX в. Гамба, на р. Ингур «ловят также довольно редкую и ценимую в Средиземноморье рыбу, известную под названием «кефало» (кефаль). Чтобы ее икра могла лучше сохраниться, ее запечатывают воском, и в этом виде ее можно возить до самой Индии» .  Несомненно, что здесь развивалось товарное рыболовство, так как  в источниках  упоминаются  рыболовецкие артели.  Например, на топографической карте Сухумского округа, в устье одного из левых рукавов Кодора, впадающего в Скурчинский залив значится топоним «Ватага»(по С.И. Ожегову «Ватага» –рыболовецкая артель).

Занятие промыслом дельфинов  также было для абхазов весьма при-быльным.  По данным 60-х гг. XIX в. в одной только Пицундской бухте в результате летнего убоя добывалось не менее 300 пудов жира . Дельфиний жир абхазы продавали турецким и греческим купцам.

Таким образом, постепенное внедрение капиталистических отношений все больше втягивало абхазское население в рыночные отношения. Многие из них на сельских улицах  стали открывать торговые лавки и духаны .  Торговлей стали заниматься даже зависимые крестьяне.  Например,   по свидетельству А. Пахомова,   значительная часть крепостных (ахою)  келасурского князя  Д. Г. Чачба (Шервашидзе), «с позволения помещика и даже по его собственному желанию, занималась торговлей на келасурском базаре и имела там лавки.

М. Ольшевский отмечал, что  «большая часть абхазов узнала теперь цену деньгам и поэтому охотнее продают свои произведения за деньги, нежели на вымен товаров» .  Другой автор позднее также писал «о новом взгляде жителей (абхазов) на свое полевое хозяйство», т.е. о производстве «излишек для продажи» . Например, князь Д.Г.  Чачба (Шервашидзе)  «начал разводить кукурузу для продажи, что в прежние времена для князей считалось позорным» (в то же время владетель считал позорным, если кто-либо из лиц, носивших его фамилию, торговал в Абхазии в лавке).

Словом, как вытекает из источников, развитие денежных отношений в Абхазии в XIX в. более или менее заметно начинает развиваться с 40-х годов.

Характерно, что большая часть монет этого периода, хранящаяся в фондах Абхазского государственного музея, носит изображение эмблемы Российской империи – двухглавого орла (несколько таких  русских  монет  были найдены  местными  жителями  в октябре 2008 г. на территории совхоза «Кавказ» в Гулрыпшском районе Абхазии). В целом, несколько забегая вперед,  отметим, что большое количество русских монет XVIII – XIX вв., содержащихся в нумизматических коллекциях музея, свидетельствуют о теснейших экономических связях русского и абхазского народов.

С 40-х гг. XIX в., с созданием более благоприятных условий для налаживания русского пароходства на Кавказском побережье Черного моря и установления прочных торговых отношений России с Абхазией, был поднят вопрос и об устройстве Сухумского порта, а в 1840 г. в Сухуме была устроена карантинная застава, в 1846 г. город был причислен к портовым. Через год  в 1847 г. был открыт порт в Очамчыре и разрешен привоз вообще всех иностранных товаров; в 1848 г. торговые пункты Гудаа, Очамчыра и Келасур были приняты в карантинно-таможенное ведомство ; взамен абхазский владетельный дом получил пенсион в размере 12000 руб. серебром ежегодно . Важное значение для организации сообщения по Черному морю и обслуживания экспорта за границу имело основание в 1856 г. «Русского общества пароходства  и торговли».

Основным же предметом внешней торговли в рассматриваемое время оставалась ценная древесина, кукуруза и вино. Так, например, еще в 1818 г. цитированный выше Р. де Скасси погрузил в Скурче двести штук дубового кругляка длиной в 2 саж. и фут в диаметре, купив его весьма дешево – за двести сорок рублей . В 40–50-х гг.  лесопромышленник Мошин в значительных размерах вывез дубовый лес из Абжуйского округа в г. Николаев для нужд морского ведомства.

Суммируя имеющиеся многочисленные данные о вывозе из страны с середины XIX в. самшита, а также кукурузы можно  сказать, что уже в 60-е годы этой древесины   из страны в Константинополь и Трапезунд было вывезено 556,785 пудов, а кукурузы из Сухума – 50 пудов. В целом, в 1866 г. заграничный экспорт кукурузы составлял 1076 тыс. пудов на сумму 689 тыс. руб. (для сравнения: в 1893 г. – 1600 тыс. пудов на 1004 тыс. руб.) . Вывозилась кукуруза главным образом  в Турцию, Англию, Францию, Италию и другие европейские страны. Торговля кукурузой сосредотачивалась в руках зажиточной части крестьянства, которое организовывало по местечкам специальные пункты для скупки зерна, получая от этого значительные доходы.

 

С 60-х годов из Абхазии начинают вывозить табак. Так,  в 1867 году из Сухума в Поти и другие порта Российской империи  вывезли  101 пуд 20 фунтов табака, а в 1868 году продавалось в Сухуме и вывозилось в Россию и за границу до 300 пудов табака .

Итак,   можно констатировать, что успехи в развитии промышленно-сти и сельского хозяйства способствуют дальнейшему развитию внутренней и внешней торговли. К середине XIX в. происходит оживление торговообменных  связей и между отдельными частями страны: торговля стала производиться повседневно, а не только по воскресеньям и праздничным дням, как прежде.

Таким образом, после присоединения Абхазии к России наблюдается, как видно, постепенный рост товарности сельского хозяйства, возрастает заготовка леса на продажу, наблюдается неуклонное возрастание торговых оборотов.

В 70-х гг. XIX в. экономическое развитие Абхазии сильно затормозилось главным образом,  Русско-турецкой войной 1877–1878 гг. и  последовавшим за ним  махаджирством. В результате этих событий абхазский рынок, как это показано в работе А.А Олонецкого, почти перестал существовать – вывоз упал до минимума, торговый баланс характеризовался пассивностью.

Заключение

Итак,  на протяжении всей своей истории Абхазия в разной степени была втянута в торгово-обменные взаимоотношения с ведущими государствами Черного и Средиземного морей.

Из анализа приведенных письменных источников и археологических находок вытекает, что в продолжавшейся в течение многих веков экспортно-импортной торговле Абхазии вывоз преобладал над ввозом, что подтверждается  и  найденными на территории страны  в большом количестве  чужеземными  древними  и средневековыми  монетами.

Международные экономические связи осуществлялись как торговым мореплаванием, так и сухопутными, в том числе перевальными путями. Сухопутные дороги, шедшие к побережью Абхазии из Северного Кавказа, являлись для последних связующим звеном с Малой Азией и Западной Европой. Продолжительные и интенсивные внешнеторговые связи приводили к активизации хозяйственной жизни местного населения, специализации в области производства и появлению избыточных продуктов, развитию внутреннего обмена в стране.

Таким образом, можно с полным основанием утверждать, что внешне-торговая деятельность, более развитая чем внутренняя торговля, занимая в истории древней и средневековой Абхазии далеко не последнее место, наряду с другими факторами, оказывала заметное воздействие на развитие страны в целом, вызывала существенные перемены в социально-экономических отношениях Абхазии, которые четко обозначились во второй половине XIX столетия.

Материал подготовлен на основе монографии О.В. Маан «Из истории торгово – экономических связей древней и средневековой Абхазии» Сухум 2012.